Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918

Очень рано утром, когда сестра отправилась за моим завтраком, кто-то без стука вошел в мою палату и упал в кресло, всхлипывая и стеная: «У меня больше нет сына! У меня нет сына! Какой позор! Почему я не умерла?»

Я так перепугалась, не понимая, кто это передо мной, что потеряла сознание. Сестра, услышав издали эти безумные крики, бросилась в комнату, чтобы разобраться, в чем дело. Она знала, что мне нельзя волноваться, и боялась осложнений. С большим трудом эту бедную женщину вывели из моей комнаты. Она вся тряслась и, пока ее вели, еле могла передвигаться.

Когда сестра вернулась, я спросила ее: «Что стряслось? Какое несчастье случилось с этой бедной старухой?» И сестра ответила: «Ее сын – презренный убийца русского премьер-министра». Я ей возразила: «Как это так? Вам она вчера сказала, что он служит в тайной полиции. Его имя открыто напечатано в газете, Багров (правильно Богров. – Пер.) – такое же, как и у старой дамы. Будьте добры, принесите мне эту газету и прочтите все до деталей».

Там сообщалось, что попытка покушения совершена человеком по имени Багров. В полиции ему очень доверяли, поскольку считали его абсолютно надежным, и его специально назначили охранять премьера, потому что ходили слухи, что на его имя приходят анонимные письма с угрозами. Убийство произошло в театре. Премьер занимал третье место в первом ряду, прямо под императорской ложей. Багров сидел на следующем ряду как раз за его спиной, откуда мог следить за каждым движением министра. В перерыве между актами он подошел к Столыпину, который смотрел в зал. Багров подошел очень близко и несколько раз выстрелил в упор. Одна пуля попала в печень премьера, другая отскочила и попала в кого-то из оркестра, тяжело ранив музыканта, а третья просвистела мимо одной из великих княжон, которая громко вскрикнула. Она так перепугалась за императора, своего отца!

Во время поднявшейся суматохи Багров весьма спокойно вышел в коридор, и ни у кого бы не возникло ни малейшего подозрения в том, что это он совершил это подлое деяние, если бы его не выдал револьвер. Он прятал его под программкой, но, к несчастью для него, оружие все еще дымилось. Стоявший рядом с ним полковник Шереметьев увидел дым и немедленно обратил на него внимание. С огромным трудом другим офицерам полиции удалось помешать толпе линчевать его. Одна дама бросилась на Багрова и стала колотить его по лицу театральным биноклем. Столыпина вынесли в фойе, и его первые слова, когда он пришел в себя, были: «Что с императором?» И когда ему сказали, что его величество спасся, Столыпин перекрестился и воскликнул: «Слава богу!»

Переживания из-за трагической новости резко ухудшили мое состояние, и врачи запретили мне слушать дальнейшие сообщения, опасаясь, что это приведет к новому рецидиву. В тот же самый вечер родители убийцы Столыпина покинули эту частную лечебницу. Там было слишком много русских пациентов, и они боялись, что подвергнутся оскорблениям или в любом случае наслушаются неприятных высказываний. Потом мы услышали, что от полученных ран Столыпин скончался. Он был в первую очередь патриотом, настоящим русским человеком в лучшем смысле этого слова, преданным своему императору, своей стране и своему долгу. Его единственной мыслью было разделить с императором трудную задачу и облегчить ему бремя огромной ответственности. Его сердцу было дорого и поглощало всю его энергию благополучие России и его народа. Он был человеком широкого ума и очень высокой интеллигентности – тем, кого почти невозможно заменить. Он был ярым сторонником фермерской системы раздела земли на мелкие участки, так чтобы каждый крестьянин имел свою небольшую собственность.

К несчастью, его смерть поставила крест на всех этих возвышенных планах, и от его проектов пришлось отказаться. Он был похоронен в одном из монастырей в Киеве. Так ушел один из величайших государственных деятелей и патриотов России. Если б он жил, он бы всеми силами, имевшимися в его власти, постарался бы избежать революции. Он бы не оказался в числе тех, кто сказал императору: «Не отречется ли ваше величество во благо страны?»

Вскоре мой муж приехал в Берлин и снял меблированную квартиру, в которую меня перевезли. Зрение мое все еще оставалось очень слабым, но я наконец-то оставила позади свои страхи. Доктора все еще за мной ухаживали, и меня подвергли специальным «электрическим» процедурам. Меня беспокоила мысль о том, что придется возвращаться в Ташкент, от которого у меня остались такие неприятные воспоминания и где я так серьезно заболела.