Моя рыжая проблема 1-2

Едва мы оказались внутри, как он с удовольствием выдохнул и развесил под сводом несколько зеленоватых гирлянд из шаров-светильников. В противоположной от входа стороне виднелось несколько щелей, которые уходили далеко вглубь горы; из одних тянуло сухим жаром, из других — сыростью и холодом. Сквозняки тут бродили такие, что рукава и штанины хлопали, но поэтому и дышалось легко, не то что в туннеле.

Рыжий соскользнул на дно пещеры и уставился на меня, замершую на полпути:

— Ну, что, подойдёт для этих твоих тренировок?

Даже в слепой зеленоватой полутьме глаза у него оставались тёмно-синими, точно источали слабый свет. Красно-рыжие волосы приобрели грязноватый бурый оттенок; на лице цвели пятна плесени…

Я сглотнула, давя позорное желание отвести взгляд.

Слишком много надежды. Не только на то, что можно всё-таки выиграть поединок без жертв и оставить Эфангу в дураках; в глубине сознания Тейта, в той самой жуткой чёрной бездне, проклюнулся слабый росток веры: "Я могу быть нормальным".

"Я могу быть".

Так, словно раньше Тейт не имел на это права.

— Да, вполне, — заставила я себя улыбнуться и, неловко балансируя руками, сбежала на дно. — Начнём с техники сосредоточения. Знаю, у магов Лагона есть что-то подобное, но попробуем псионические методики. Я покажу.

Тейт напрягся.

— Этим? — Он выразительно постучал пальцем по виску. — Оро-Ич пробовал, если что. Дело не том, что до меня не доходит, как творить заклинания. Всё доходит, я вижу другой слой мира и прикасаюсь к нему. Просто у меня такое чувство, что я…

— …в ватных рукавицах с гидроусилителем пытаюсь продеть слишком толстую нитку в хрустальную иголку? — понятливо улыбнулась я и перекинула ему мысленный образ. Рыжий фыркнул — оценил юмор. — Я понимаю, правда. С мастером Лагона, конечно, никто не сравнится, однако у меня тоже есть сильные стороны… Точнее, они есть в культуре, в которой я выросла. А теперь садись. Будем делать простейшие упражнения для трёхлетних детей.

— Мне двадцать, — оскорбился Тейт.

— Вот и молодец, — пробормотала я, сосредотачивая купол вокруг нас двоих — так густо, что даже рыжий что-то почувствовал и поёжился. — Сядь, согни ноги, чтобы щиколотки перекрещивались, руки положи на колени. И ни о чём не думай, я буду тебя направлять.

Он подчинился — настолько быстро, бездумно и легко, что мне не по себе стало. В марионетках и то больше индивидуальности и бунтарского духа… Ладно, это даже хорошо: дисциплина — залог успеха, как говорил дядя Эрнан. Правда, вряд ли он подразумевал, что азы самоконтроля вот так сразу превратят неуправляемую разрушительную стихию в безупречный инструмент. Но почему бы не попробовать?

Я села за спиной у Тейта и прижалась к нему, обхватывая руками и ногами. Он дёрнулся, мгновенно выпадая из состояния едва-едва обретённого равновесия, и беспокойно заёрзал.

— Сиди смирно, — прошипела я, вонзая ему в виски пару ментальных иголок. — У тебя что, гормональный подростковый бунт?

Рыжий тщательно проанализировал мысленный образ и уверенно ответил:

— Вот очень похоже. Особенно рядом с тобой.

Дохнуло жаром.

Ох…

Только дисциплинированный разум эмпата четвёртой ступени и некоторые тайные семейные приёмы биокинеза позволили мне вернуть самообладание.

— Я тоже тебя люблю, — пробормотала бы я и медленно выдохнула. — Иначе бы мне и в голову не пришло попробовать… так.

"Как — так?" — подумал Тейт, но спросить, конечно, не успел.

Я нырнула в его разум, практически растворяясь в нём — и подчиняя.

Это было почти табу. Ещё полгода назад подобное вмешательство казалось мне насилием — и над собой тоже. И только сейчас, погружаясь в сознание Тейта, ощущая каждую его мысль и чувство как свои, разделяя все физиологические неудобства, подстраиваясь под ритмы, я осознавала, что уже долго воспринимала его частью себя.

…жар за спиной — у кого?

…болезненно напряжённые мысли — чьи?

…сладковато-гнилостный запах плесени, неумолчный шёпот полуразумной нассовой травы, мурашки по коже, толща камня над головой, электрические разряды к западу — кто ощущал это, а кто просто прислушивался к чужим чувствам?

Я не знала.

Мне было всё равно.

Пульс — наш общий — постепенно выравнивался. Мой вдох — его выдох. Мы — две условные точки, две связанные частицы; изменится одна — и изменится другая, невзирая на расстояние… и даже в другом мире.

— Хорошо. А теперь разожги огонь.

Его сила находила отклик во мне, а моя — в нём. Раскачивался невидимый маятник, и с каждым махом нарастала гудящая фоновая боль. Наверное, резонанс; но сейчас он не имел значения.

Тейт изменялся.

Из глубины, из самой его сути, из чёрной бездны разума рождалось нечто жаркое, неуправляемое — сила, сжатая до одной точки и стремительно разворачивающаяся, как пружина. Тейт пытался её удержать, придать ей нужную форму, но ему мешало что-то… что-то…

…страх? У рыжего? Не верю.

Огонь погас.