Это было спокойное, ясное и всеобъемлющее "Нет", романтичное и возвышенное, как небо в горах Арраски летней ночью. И без эмпатии понятно: человек, который способен говорить с таким упрямым и одновременно одухотворённым выражением лица, ни за что не передумает, какие бы ты аргументы ни привела. Вероятно, эмпатия высоких ступеней могла бы исправить положение, но не уверена. Или бесчеловечные пытки. Или вмешательство мастера Лагона. Или десять лет наедине с древней поэзией… Нет, последнее — пожалуй, слишком жестоко.
Но, так или иначе, сдаваться я не собиралась.
— Почему? Это хороший план.
— Плохой, — возразил рыжий, уставившись исподлобья. Химерическая птица положила ему голову на плечо и тоже замерла изваянием. — Я тебя не отдам.
Закатное солнце докатилось до кромки каменной чаши. В висках застучали тревожные молоточки: "время-время-время". Я сглотнула и мысленно отодвинула страх, но он тут же снова ткнулся в сердце. Точь-в-точь надоедливый, отвратительно грязный и больной пёс, который отчаянно любит хозяйку и не понимает, что может свести её в могилу.
— Но не навсегда же, — ответила я, стараясь говорить столь же спокойно и убеждённо. Куда мне до самоуверенности фанатика, впрочем… — Это понарошку. Такая игра против Эфанги. Он навязывает нам свои правила, а мы ему — свои.
Рыжий не дал договорить — решительно отпихнул Шекки, подполз ко мне и схватил за плечи:
— Твоя жизнь — не игра. Нет никакого "понарошку", Трикси. Всё по-настоящему! — Глаза у него пылали — тусклым, холодным синеватым огнём, от которого в груди становилось больно и тесно. И попробуй-ка докажи себе, что это просто оптический эффект. — Я мог бы поверить Лао, ну, ещё кому-то из нашей мастерской. Девочкам своим, — ровно, без вызова произнёс Тейт, но пояснять, что за "девочки" такие, ему не пришлось. Правда, сейчас мне это было до фонаря, если честно. — Из чужих — Ригуми Шаа или Итасэ, для них ты ученица. Но даже Кагечи Ро — не поверил бы, хотя знаю его десять лет! Вот потому, что знаю, и не поверил бы! И тем более — Соулу, ну! Очнись!
Плечи онемели от крепкой хватки. Я заставила себя дышать размеренно, выравнивая сердцебиение.
— Когда-то я поверила тебе, хотя не знала вообще ничего. Ни о Лагоне, ни о замечательных способах использования "добычи", ни о твоей одержимости силой. Но, знаешь, мне повезло.
Тейт проутюжил взглядом моё лицо, словно попытался отыскать что-то — и не нашёл, и на локтях откинулся на землю, запрокинув голову к небу.
— Повезло, ага. Я вообще-то собирался тебя обмануть. Но как-то закрутилось всё… А потом не смог. Но ты всегда была моей, Трикси, — скосил он на меня глаза. — С самого начала. Я тебя украл, мы связаны. А Соул тебе — никто. Да пусть он хочет нос утереть Эфанге, ну, или ты ему нравишься. Всё равно он может тебя обмануть, если решит, что так лучше для всех. Вот подумает вдруг, что хватит тебе быть добычей, если есть такой простой способ это исправить. Или что лет десять у Эфанги в учениках — не срок, да и вообще тебе поучиться полезно. И знаешь, что? Ты ему никак не сможешь ответить.
Я прикусила губу. Вообще-то мне в голову приходили схожие мысли, но интуиция твердила обратное. А дядя Эрнан обмолвился однажды, что интуиции эмпатов в отношении людей вполне можно доверять. И мистические предчувствия ни при чём. Ни один псионик не способен целиком контролировать свои способности — и полностью отключать: даже "перегоревший" телекинетик, не вспотев, поднимет стокилограммовый чемодан и забросит его на верхнюю полку, а латентный биокинетик никогда не заболеет дурацкой простудой. И каждый будет считать, что ему просто повезло с организмом, и сверхспособности ни при чём. А любой эмпат, хочет он того или нет, чувствует собеседника — даже превосходящего по силе, даже полностью закрытого.
Соул мне понравился. Иррационально, вопреки всему.
— Он не причинит мне вреда, — произнесла я твёрдо. — Он действительно хочет помочь.
Тейт отвернулся.
— Если бы хотел, то вот прям сейчас пошёл бы и швырнул свои драные свитки в морду Эфанге. А он в них вцепился, как рииз в жратву… Я должен победить, Трикси, — вдруг сказал он с такой ошеломляющей тоской, что у меня из лёгких воздух разом вышибло. — Я должен победить сам, целиком и полностью. И я могу, честно. Не знаю, как, но могу. Поверь мне. Если тебе страшно, то давай, я тебе дам мазь? Натрёшь виски, уснёшь до завтрашнего вечера, а проснёшься, когда всё давно закончится. Я у Оро-Ича узнавал, тебе можно, не отравишься, — закончил он виноватой скороговоркой.
Я улыбнулась через силу. На душе было погано.
— Не надо никаких мазей. Хорошо, если ты так хочешь, попробуем победить. Нам, наверно, нужно вместе потренироваться…
— Я сам, — остервенело повторил он — и распластался на земле. — Ладно. Извини. Слушай, сходи, что ли, к Лао, он вроде собирался у озера поваляться, которое за кольцом холмов. Мы вот потрепались, и я даже кое-чему научился… ну, и вообще, расслабился как-то. У озера вообще много наших, Таппа отдыхает, ну, и все тоже оттягиваются. Мм?