Я, конечно, могу заблуждаться, но вроде бы облака и прочие атмосферные явления — по их части?
Любопытно.
— Эй, друг, — тронула я шею айра. — Попробуй-ка догнать вон то облако.
Шекки ненадолго завис на месте, точно примериваясь — и устремился в указанном направлении. Долины и скалы замелькали внизу с утроенной скоростью. Облако начало быстро приближаться. И не удивительно — раньше нам приходилось время от времени спускаться, искать след, возвращаться назад, кружить над долинами, а теперь мы летели по прямой. Лишь однажды пришлось отклониться от курса, огибая зловещую багровую гору, до самой вершины покрытую странными деревьями — толстые стволы, воздушные корни, чёрно-зелёные, стеклянно блестящие листья…
"Хокорны, что ли?" — подумала я, и тут вершина горы раскололась. На склон выплеснулась светящаяся ало-золотистая масса; Шекки зашипел и резко ушёл влево, огибая опасную скалу с наветренной стороны.
Я оглянулась; там, где протянулся язык лавы, деревья покрылись сияющими цветами.
Наконец мы вынырнули из-за горы. Шекки закружился, выискивая облако, а затем я чётко ощутила вдали знакомый разум. За пределами всех возможностей купола, но…
Это точно Тейт.
— Туда! — рявкнула я, впиваясь пальцами в перья.
Шекки полетел, как выпущенная стрела. Когда облако попало в зону действия купола, я почувствовала сразу с десяток чужих сознаний. Некоторые из них излучали откровенную враждебность и подозрительность. Те люди ощущали, что их кто-то преследует, но не могли разглядеть Шекки, чьи перья-чешуйки вновь сделались прозрачными — и я вместе с ним.
— Вниз!
Но химерическая птица больше и не нуждалась ни в командах, ни в подсказках.
Наверное, Тейт тоже что-то ощутил, потому что в последний момент он рванул из-под прикрытия облака по долине, к скалам. Я зацепила синеватую дымку по касательной — тут же вымокла насквозь и продрогла. Мы с Шекки рухнули в лес, обламывая сухие ветки, я скатилась с крыла химеры — и рванулась через чащу, не разбирая дороги.
— Да стой ты, рыжий придурок! Я тебя поймала!
Позади клубился синеватый туман, Шекки с хрустом ломал сучья. По лицу хлестали прутья, солнце обжигало светом то слева, то справа, плечо горело — кажется, оно было разодрано в кровь. Но я видела Тейта, чувствовала его совсем рядом… и поэтому не заметила, когда земля ушла из-под ног.
Обрыв? Склон?
Кажется, склон.
В щиколотке что-то противно хрустнуло. В больное колено врезался камень. Я вскрикнула — и кубарем покатилась вниз, хряснулась спиной о дерево и… и… и очутилась в его руках.
Тейт стоял у обрыва, прижимая меня к себе, как сказочную принцессу. Поперёк расщелины были перетянуты трепещущие, мохнатые канаты — чудовищная паутина; лес вверх по склону хрустел и стонал — похоже, Шекки то ли удирал от кого-то, то ли наоборот, гнался. Ясное голубое небо постепенно заволакивала облачная дымка…
А я только и могла, что смотреть на Тейта, в его распахнутые глаза — одни зрачки, сплошная чернота — и ощущать дрожь в его руках.
Он очень хотел убежать, но это значило бы — выпустить меня.
— Поймала, — хрипло сказала я.
Рыжая бровь дёрнулась.
— Сама ты дура. — Голос у Тейта был похлеще моего — осипший до шёпота. — Ты ничего не понимаешь. И зря пришла.
Наверное, это бы прозвучало убедительно… Если бы у него не дрожали губы, а радужки от ужаса не превратились в тонкие-тонкие синие ободки. И если бы он не цеплялся в мои плечи и бёдра до синяков.
— Не понимаю, — зачарованно согласилась я, на ощупь изучая его лицо кончиками пальцев — губы, скулы, непослушные пряди волос, прилипшие ко лбу. Ресницы у Тейта слиплись. — Я эмпат, но ничего не понимаю. Никаких псионических талантов не хватит, чтобы познать человека издалека. Поэтому будь рядом. И говори. Пожалуйста, говори.
Последние слова я прошептала ему в шею — и всё-таки разревелась. Потому что догнала, поймала — и ясно осознала, что не смогу удержать его, если он захочет уйти.
Пожалуйста, пожелай остаться со мной, Тейт.
Пожалуйста, пожелай.
— Трикси, у тебя руки… обожжённые?
— Нашла твой венок.
— Он ядовитый был, ты, балда!
— Я догадывалась.
Маятник резонанса раскачивался между нами, но почему-то не задевал; нити связей, из милосердия разорванные Лао, срастались. Тейт не двигался с места, прижимая меня к себе; я ощущала, как прорастаю невидимыми корнями в него, а он — в меня. Не из-за дурацкой магии этого мира, нет…
Наверное, это и называется близость.
— Трикси?
— Мм?
— Посмотри на меня.
Всхлипнув, я вытерла запястьем глаза и запрокинула голову. Всё вокруг расплывалось, и его черты — тоже. Тейт помог мне встать на ноги, мягко и глубоко поцеловал, а потом обнял, пряча лицо на моём плече.
— Я очень люблю тебя. И боюсь потерять, — всхлипнула я и опять зажмурилась. — Не убегай, пожалуйста. Я думала, что умру. Тейт, я…
— Я тоже, — прерывисто выдохнул он мне в шею. — И люблю, и боюсь, и умру — всё тоже. Мы с тобой какие-то удивительные придурки, ага?
Очередной всхлип у меня перешёл в смех; я обняла Тейта крепко-крепко, почти не обращая внимания на пульсирующую боль в плече и ноющую щиколотку.