Читаем Моя семья. И другие рассказы… полностью

В общем, я что хочу сказать – ему повезло! Нам не повезло, потому что он умер… И как-то нам теперь нужно без него. Без его мудрости и юмора, без его жизнелюбия и сентиментальности, без его поисков правды и справедливости, без его стойкости и оптимизма. Оно-то есть всё это – он ведь не зря нас учил – но, как-то, становится трудно, когда учитель уходит. Уходит вдруг, и так неожиданно, и так навсегда.

Даже не то, что трудно, а немного страшно, что мы не сможем без него, забудем что-нибудь, а спросить уже не у кого. Что-то происходит и рука машинально тянется к телефонной трубке, к кнопке связи – ан нет… Не позвонить, не спросить, не свериться… Вроде, всё правильно запомнил, и рассуждаю в нужном направлении, но он как-то всегда правильно расставлял акценты. Вот развернёт тот же предмет под другим углом и всё становится на свои места. Повезло ему, умеет он это делать!

Умеет… умел… умеет.

Вот и с этими временами никак не определюсь – то в прошлом времени думаю о нём, то в настоящем. Теперь, наверное, нужно в другом времени – в «будущем навсегда». Есть ли такая форма времени?

Спросил бы сейчас…

Это было записано в феврале 2014-го… На одном дыхании, что называется «в один присест», в самолёте, в небе между Бен-Гурионом и Шереметьево, когда я возвращался домой после похорон моего любимого папы…

Предсказатель

Из воспоминаний Юры…

В нём меня поражает всё – его непостижимая начитанность, тонкая музыкальность, профессорски серьёзный тон и в то же время глаза, светящиеся детским весельем.

Но больше всего – вот это… Помню, мы сидели у костра, ворошили веткой запекавшуюся в золе картошку, он расположился на каких-то кореньях, как на троне на некотором возвышении, смотрел на огонь и не мечтательно, нет, а вполне определённо произнёс:

– Лет через восемь я защищу кандидатскую, ещё через восемь –

докторскую, а где-то между тем и этим получу премию… В общем, академиком буду…

Он сказал это и засмеялся, но я понял, что смех его был вызван моим недоумением, а вовсе не несерьёзностью его собственного сообщения. Нет, он не шутил! Было это ещё в нашу студенческую пору – я учился в консерватории, он в университете. Но, когда сейчас я возвращаюсь памятью в прошлое и вижу, что ровно «через восемь» он таки стал кандидатом, «ещё через восемь» доктором, а ровно посередине «между тем и этим» получил государственную премию – у меня мурашки по коже…

Агабальянц Эдуард Гаспарович

Советский учёный, химик-аналитик, кандидат наук, лауреат государственной премии в области науки и техники, доктор химических наук.

Разработал новые научные направления, некоторые основы получения новых материалов, автор большого количества работ и научно-популярных книг…

(по материалам «Енциклопедiя сучасної України», 2001г.)

В «Энциклопедии современной Украины» ещё длинный перечень его достижений, скрупулёзно датированный и пунктуальный, начиная с самого рождения. Нет там, разве что, этого – за четыре года Великой отечественной войны он пережил три гитлеровские оккупации и одну сталинскую ссылку…

Телефонный разговор

«Наш киевский дядя…»

Дядя побрился и как раз шёл из ванной комнаты через коридор мимо телефона, когда тот зазвонил. Он поднял трубку:

– Да…

Это его, немного с вызовом «да…» – мы всегда посмеиваемся над ним: оно звучит совсем не по-местному, и с невероятным апломбом. Он произносит это своё «да…», с таким гонором, как будто он, как минимум министр иностранных дел…

– Да…

Вот так всегда – приезжает раз в год, и стоит ему только пересечь порог дома, как сразу же телефон звонит только ему. Из детской вредности нам хочется, чтобы на сей раз звонили не ему – в доме и без него полно народу – и чтобы из «министра» он превратился бы в простого секретаря, с функцией «кого позвать». Тем более что ему только что звонили, и он уже говорил по телефону с полчаса…

– Да… вас слушают…

«Вас слушают»! Ну что это за «вас слушают»! У нас так не говорят! Мало того, что не знает армянского – это с его-то фамилией и внешностью – так ещё и по-русски с какими-то «выкрутасами»!

– Да-да…

Хорошо, что хоть в «да-да» нет всяких «г», потому что он их так «гхекает», что нам становится за него стыдно. Ведь, вроде, грамотный человек, образованный, а вместо чистого «г» всякие призвуки…

– Да…

Интересно всё же, кто это звонит, и о чём так долго можно говорить, перемежая разговор только бесконечными «да…». Одно понятно, что, видимо, звонят не кому-то из нас.

– Да…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное