Читаем Моя семья. И другие рассказы… полностью

– А полу тоже больно, – резонно (как нам казалось) говорили мы. – Давай пожалеем пол.

И мы принимались вместе с ним усердно гладить точку соприкосновения на злосчастном полу.

Через какое-то время уроки наши претерпели экзаменационное испытание. Мы шли по улице, малыш, нарезая круги, носился около с нарастающим ажиотажем и темпом и вскоре, как того и следовало ожидать, споткнулся и упал. Ситуация, в смысле её исполнения, развивалась художественно: он не просто упал, а перелетел через голову – к моему наставническому удовлетворению хорошо сгруппировавшись – перекатился через бок и еще какое-то время елозил по земле, тормозя коленками, животом, ладошками и носом. В общем, несмотря на внешнюю грамотность приемов, применённых сыном, сердце у нас, родителей, замерло. Уже было не до воспитательных моментов – мы кинулись к пострадавшему в слабой надежде, что всё не так плохо. Когда мы добежали, то застали такую картину: поджав под себя ноги, малыш одной рукой утирал струящиеся слезы, а другой гладил асфальт и, сквозь частые нервные всхлипывания, приговаривал:

– Ну ведь больно же…

На нас он не обращал внимания, у них была общая боль с Землей, одна на двоих.

Сейчас он уже взрослый человек, воспитывает сына и дай Бог ему удачи в этом нелегком деле! Дай Бог им всем меньше падений, но больше умений, дай Бог сохранить умение со-страдательного со-причастья к боли того, кто рядом!

Со-вместимость

Младший сын абсолютно не похож на старшего. Если старший болтлив, причём с самого своего детства, как только научился произносить первые звуки и по сию пору, то младший – молчун. Тоже, с детства. Начинать разговаривать он не спешил, когда начал – шепелявил и проглатывал мысли, не выдавливая их из себя в слова. Старший тоже не выдавливал – он их выплёскивал. Младший, не выплёскивая, глотал. И тогда, когда старший, проехавшись по асфальту коленками, мог сидеть на нём и жалеть его, асфальт, подтверждая это словесно, то младший в аналогичной ситуации просто сидел на нём беззвучно, игнорируя наворачивающиеся слёзы и размазанную кровь.

Мне комфортно с обоими – со старшим я молчу, потому что некогда вставить слово, с младшим мы молчим оба, потому что слова вставлять незачем. Но иногда – или чаще? – общаясь с младшим, я ловлю себя самого на собственной чрезмерной болтливости, присущей старшему. Для себя я объясняю это семейной совместимостью…

Со-трудничество

Однажды, от нечего делать, взбрело мне в голову переставить дачный туалет на садовом участке. Дело нехитрое, вполне себе бытовое, но как это осуществить? Ну вырыл я яму, ну поставил тумбы, выверив расстояния между ними и уровень по отношению к линии горизонта, но само-то строение одному не поднять и не перенести! В голове мельтешили древнегреческие пирамиды – может придумать нечто подобное? Ведь двигали они как-то свои плиты-глыбы! Инженерная мысль заработала. Вскоре, увлёкся я так, что потерял интерес к конечному результату, но сам процесс захватил меня необычайно.

Думал-думал и придумал вот такую конструкцию – благо, подручного материала на даче хоть отбавляй: выложил три брёвнышка одно за другим и две лаги-доски положил сверху, перпендикулярно, так, чтобы они лежали на брёвнах, как рельсы на шпалах. Дальше, чисто теоретически рассчитал, что завалю сооружение на доски и перекачу эти доски вместе с постройкой с первого и второго бревна на второе и третье. После, освободившееся первое бревно перенесу вперёд и вновь перекачу всю конструкцию. Вот так, шаг за шагом и оттранспортирую туалет к новому его месту дислокации. А там уже подниму и выставлю на приготовленных тумбах. И до того воодушевился я своей собственной идеей, что несколько дней представлял себе в мыслях, как грандиозно всё это проверну.

Пока я смаковал свою задумку, на дачу приехал младший сын со своим другом. Я был несказанно рад, что могу поделиться распиравшим меня изнутри планом, к тому же, появившиеся на объекте две дополнительные пары рук сделали возможным его реализацию.

Я предложил им по бутылочке пива с дороги, чтобы отдышались, и пока они пили это пиво, повёл их по территории, презентуя свой инженерный гений. Господи, как я был горд собой! Я водил их по двору, размашистыми шажищами, по-петровски рассекая пространство, широким наполеоновским жестом иллюстрируя развитие грядущих событий, красочно, с кутузовским прищуром, обрисовал действо, по-суворовски цитируя «тяжело в учении, легко в бою», намекая на то, что придумать это всё было тяжело, а теперь нам уже будет легче несравненно… В пылу своего творческого экстаза я даже не обратил внимания на то, что ребята, поначалу семенившие следом, уже остановились поодаль в теньке и наблюдали за мной со стороны, лениво потягивая напиток. А вскоре, и вовсе, так увлёкшись собственным вдохновением, на какое-то время я потерял их из виду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное