Моя семья и другие звери

Одно время я был заинтригован процессом спаривания богомолов. Я видел, как самка невозмутимо поглядывает на бедолагу-самца, пока тот взбирается на нее сзади. И даже после того, как его голова и шея исчезали в ее аккуратном рту, его тыловая часть продолжала делать свое дело. Понаблюдав за довольно жестокими брачными играми, я захотел узнать, как эти существа откладывают и высиживают яйца. Однажды мне представился такой шанс. Бродя по холмам, я буквально наткнулся на огромную самку богомола, с царским видом прогуливавшуюся в траве. Брюшко у нее сильно выпирало, и мне стало ясно, что она на пороге счастливого разрешения от бремени. Она остановилась и покачалась из стороны в сторону на своих тонких ножках, холодно на меня поглядывая, а затем продолжила путь. Я решил, что правильнее всего будет ее поймать, с тем чтобы она отложила яйца в коробке, а я бы за ними спокойно понаблюдал. Как только до нее дошло, к чему все идет, она резко развернулась и сделала стойку, расправив бледно-зеленые яшмовые крылышки и угрожающе, с вызовом подняв вверх передние лапки с рядами острых зубцов. Позабавившись такой воинственностью по отношению к существу, настолько превосходящему ее своими размерами, я легкомысленно схватил ее за грудку двумя пальцами. В ту же секунду длинные острые лапки оказались у нее за спиной и вцепились в мой большой палец. Ощущение было такое, будто мне под кожу вогнали полдюжины иголок. От удивления я выпустил ее и сел, чтобы отсосать кровь. Три ранки были особенно глубокие, и, когда я сжимал палец, выступали капельки. Я зауважал богомолку, она оказалась из тех, с кем надо считаться. В следующей попытке я был более осторожен: одной рукой схватил ее за грудку, а второй придержал передние лапки. Она суетливо задергалась и попыталась меня укусить, наклонив свою злобную мордочку, но ее челюсти были слишком слабые, чтобы причинить какой-то вред. Я принес ее домой и заключил в большую, покрытую марлей клетку, со вкусом украшенную папоротником, вереском и камнями, среди которых она передвигалась с легким изяществом. Я почему-то назвал ее Сицилией и без устали ловил для нее бабочек, которых она ела в больших количествах, с неубывающим аппетитом, а брюшко все росло и росло. И когда я уже не сомневался, что она вот-вот отложит яйца, Сицилия каким-то образом отыскала дырочку в клетке и сбежала.

Как-то вечером я читал в постели, когда с громким трепетом крылышек в окно влетела Сицилия, пересекла комнату и тяжело опустилась на стену в каком-то десятке футов от Джеронимо, который деловито приканчивал особенно пушистую бабочку. Он остолбенел и с прилипшим к губам ворсом уставился на незнакомку. Такой большой богомолки, я уверен, он никогда еще не видел – Сицилия была на добрых полдюйма его длиннее. Пораженный как размерами, так и ее наглостью, он несколько секунд молча на нее глазел, она же озиралась с мрачным интересом, как старая дева в картинной галерее. Придя в себя, Джеронимо решил, что эту нахалку следует проучить. Протерев рот о потолок, он, по обыкновению, дробно покивал головой и помотал хвостом, заводя себя перед смертельным боем. Сицилия не обращала никакого внимания, продолжая озираться и слегка покачиваться на своих длинных стройных ножках. Джеронимо медленно спустился по стене, закипая от ярости, примерно в трех футах от богомолки остановился и стал перебирать лапками для пущей основательности. Сицилия с хорошо разыгранным удивлением впервые обратила на него внимание. Не меняя положения, она просто развернула голову и посмотрела через плечо. Джеронимо на нее таращился и сглатывал слюну, а Сицилия, оценив его холодными выпученными глазами, обратила взор к потолку, как будто геккон для нее не существовал. Он подобрался еще на несколько дюймов и снова стал перебирать лапками и подрагивать кончиком хвоста. А затем бросился вперед. И тут произошло нечто. Сицилия, до этой секунды, казалось бы, занятая изучением трещины в штукатурке, неожиданно подпрыгнула, развернулась в воздухе и приземлилась на задние лапки в ту же точку, но уже с широко расправленными, словно плащ, крыльями и передними лапками на изготовку. Джеронимо, не готовый к такому вызову, тормознул и вытаращился на оппонентку. Она встретила его взгляд с воинственным презрением. Его это озадачило. Он привык к тому, что богомолы при его приближении обращаются в бегство, а эта стоит на задних лапках, готовая атаковать, шурша своим зеленым плащом и покачиваясь из стороны в сторону. Но не мог же он выйти из игры, дело зашло слишком далеко, поэтому он собрался и врезался в нее с убойной силой.