Моя семья, мой друг, мой брат (СИ)

– Красавец! – Глеб постарался за добродушной иронией спрятать свою растерянность и умиление. Маша стала какой-то другой – необычной и немного незнакомой, но такой милой!

Она так гордилась этим сморщенным красным комочком, который назывался её сыном и носил его имя, но пока что был больше похож на крохотную куколку, чем на ребёнка. Но для Маши он явно был самым-самым красивым на свете.

– Ты видишь, да?! – она так обрадовалась тому, что Глеб сказал, совершенно не заметив иронию. – А Саша говорит, вот вырастет, тогда видно будет – красавец или нет.

– Вижу, Машенька. Вы в честь меня его Глебом назвали?

– Да! Мы хотели, чтобы ты был его крёстным, а ты уезжаешь…

– Маша, давай об это потом поговорим.

– Нет. Я всё время об этом думаю, – по Машиным щекам покатились слёзы, они оставляли мокрые дорожки на сухой коже и капали на пелёнку, в которую был завёрнут сын. – Я же люблю тебя, Глеб, а ты уезжаешь.

– Машенька, прости, но сейчас не время и не место. Сейчас я никуда не уезжаю. И ещё… что это за новости, как это понимать – ты меня любишь?!

– Да, ты разве не знал? Я так тебя люблю, что пошла за тобой, как только ты меня позвал. Я не карьеру хотела, не профессиональный рост, я хотела, чтобы ты был рядом, понимаешь? А ты уехать хочешь. У нас с Сашей только ты и есть.

У Глеба от сердца отлегло. Всё-таки «у нас с Сашей». Ну что за женщина эта Мария! Как сказанёт что-нибудь – так хоть стой, хоть падай. Конечно, она его любит, как сестра, и он её – так же!

Вдруг Глеб осознал, что действительно: то чувство, что их связывает – и есть любовь. Просто к Саше она одна, а к нему – другая, но и в том, и в другом случае это именно любовь.

– Маша, давай ты не будешь думать о моём отъезде. Я же тогда просто про приглашение сказал, не больше. Сегодня я здесь, с тобой и Глебушкой, а ночью буду с Анюткой. Я тоже вас всех люблю, понимаешь?

– А я всё думала и думала – как нам жить, если ты уедешь? А потом мне так плохо стало, очнулась в реанимации…

– Я здесь, с вами, никуда не еду. Я тут, с тобой, Машенька, успокойся, ладно? Лучше бульон попей.

– Хорошо хоть, теперь Анюта моя не одна, у неё брат есть. Я всегда мечтала о брате. Маму всё просила. У других-то были и братья, и сёстры, а она только отца любила всю жизнь, больше ни на кого и не смотрела. Хотя я её понимаю… В смысле, не то, что моего папашу любила, а что полюбила один раз всего и навсегда.

– Маша, так брат у тебя теперь есть, чего переживаешь? Слушай, а ты оказывается, в маму свою такая? Только одного мужчину любишь.

– Вот уж нет, я люблю сразу троих мужчин! Сашу, тебя и Глебушку! Просто всех по-разному.

– Бульон уже пей, любвеобильная ты наша.

========== Семья ==========

Отдежуривший смену в отделении Саша осторожно вошёл в палату к жене в тот момент, когда Маша и в первый раз накормленный грудным молоком маленький Глебка заснули – от усталости. Сосать малыш пытался сам, но у него пока не хватало силёнок, Маше пришлось сцеживать молоко и кормить сына из пипетки. Поддубного медсёстры хотели на это время вытурить из палаты, но Маша заявила, что брата не стесняется, а без его помощи не справится – ей и сидеть больно, и сил в руках совсем нет. Так что Глеб, упакованный в халат, бахилы, маску и перчатки, принимал в процессе самое непосредственное участие.

Наверное, поэтому он и сидел сейчас на стуле между кроватью Маши и прикрытой прозрачным колпаком кювезой своего будущего крестника с закрытыми глазами и таким забавным выражением на лице – одновременно измученным и счастливым.

Саша, весь день вспоминавший о неприятном разговоре с Находкиным, замер на пороге палаты.

Поговорить им нужно. Обязательно. Но нужно сделать это так, чтобы не произошло непоправимого.

Чтобы этот человек, так странно появившийся в их семье, никуда из неё не ушёл.

Потому что если Глеб уйдёт, испугавшись той правды, которую теперь знает Саша, испугавшись их непонимания и неприятия – а он обязательно испугается, Саша не понаслышке знал, каково это, когда тебя считают ненормальным, выродком каким-то – они осиротеют. Это тоже правда, их нынешняя правда.

Как сказать обо всём Глебу, чтобы он понял? Как, какими словами? Молчать нельзя. Нельзя, чтобы Глеб стыдился себя. Нельзя, чтобы Маша узнала обо всём из грязных сплетен – но с женой Саша поговорит потом, когда она немного придёт в себя после тяжёлых родов. А с Глебом надо поговорить прямо сейчас. Находкин пообещал молчать, но Саша нутром чуял – не сдержит этот лощёный красавчик своего обещания.

Нельзя, чтобы их судили чужие люди, чтобы лезли в их жизнь. Нельзя!

Саша уже однажды позволил растоптать себя своим родственникам. Позволил матери и Николаю обвинить себя в их собственных бедах. Потому что тогда он был ещё слишком молод и не знал, что судить и обвинять имеет право лишь тот, на ком самом нет греха.

А про людей такого не скажешь, ни про кого из людей. Так что пусть и не пытаются больше. Никому из людей Саша больше не позволит осуждать себя и свою семью. Своего брата.

– Глеб…