Моя сестра Роза

Я не знаю, что сказать. Согласиться? Соджорнер знает, что она мне нравится.

– Музыка была просто прекрасная, – повторяю я. Слова сваливаются у меня с языка, словно дохлые рыбины.

Наверняка прыщи у меня на лице просто пылают на фоне красноты, заливающей всю мою голову и стекающей на шею.

– Она думает, что ты обрел Бога, – говорит Джейми.

– Что?

– Я этого не говорила!

– Еще как говорила. Она сказала, что ты выглядел так, словно в тебя вошел Святой Дух. – Джейми смотрит на меня и приподнимает бровь в духе Лейлани, словно давая мне понять, что она‐то точно знает, что за дух в меня вошел и какие весьма далекие от духовных чувства я при этом испытывал. – Ты ведь не обрел Бога, а, Че?

Я качаю головой. Я могу врать (или недоговаривать) родителям насчет спарринга, но не стану врать Соджорнер.

– Нет. Я не ощутил ничего духовного или религиозного. Мне понравилась музыка, ее энергия. Мне понравилось, что все вокруг были так добры и приветливы. Все, кто был в церкви, показались мне прекрасными людьми. Но я все равно не думаю, что Бог есть.

Соджорнер вздрагивает. «Но я испытал нечто другое, – хочу я сказать. – Я понял, что, похоже, люблю тебя». Мне показалось, что она тоже что‐то ко мне испытывает. Но дело было вовсе не во мне. Дело было в Иисусе. Вот черт.

– Я так и знала, – грустно говорит Соджорнер. – Но я все равно рада, что ты пришел.

Я остаюсь на спарринг. У меня подходящая по размеру капа и шлем, от которого не разит потом тысячи других боксеров. На этот раз я выхожу против Тупорылого. Я могу сделать этого парня. Пока я об этом думаю, он кроссом справа бьет мне прямо в нос. В мой и без того уже сильно распухший нос. Я мычу.

– На тебе, кенгуриный стейк!

Он уверен, что я слабее его. Он начинает еще один кросс. Я ныряю ему под руку. Всякий раз, когда я уклоняюсь, он пытается бить сильнее, но я заранее вижу, что он замышляет. Он задирает подбородок и тем самым подсказывает мне, куда собирается бить. С каждым промахом он становится все небрежнее. Он пытается до меня достать. Я делаю шаг в сторону, притворяюсь, что отступаю. Он совершенно теряет контроль над ситуацией, и я обрушиваю на него целый шквал джебов и кроссов. Он издает нечто среднее между рыком и воем и пытается от меня отбиться.

– Гондон!

Дайдо выходит на ринг, отталкивает его от меня.

– Это спарринг, не драка. Расслабься. Дыши. Контролируй себя. Посмотри на меня. Ты спокоен?

Тупорылый кивает. Он не смотрит на Дайдо. Он не спокоен.

– Не похоже, что ты спокоен.

– Я спокоен!

Дайдо поднимает ладонь.

– Ты не спокоен. Спарринг окончен.

Он срывает перчатки так резко, что капли пота дугой разлетаются во все стороны, бросает их за канаты, сдергивает с головы шлем и зыркает на меня, словно хочет бросить его мне в лицо. Дайдо хватает его за подбородок и разворачивает к себе.

– Ты и близко не спокоен. Если будешь выходить из себя, никогда не победишь. Хочешь побеждать? Хочешь быть боксером?

На секунду мне кажется, что Тупорылый ей врежет, но он сдувается.

– Я хочу быть боксером, – бормочет он. – Извините.

– Хорошо. Ты знаешь, что делать. – Дайдо отпускает его подбородок.

Тупорылый подходит ко мне и выставляет кулак. Касается замотанной бинтом рукой моей перчатки.

– Извини, – еще менее внятно бормочет он. – Не умею сдерживать гнев.

– Приложи лед к глазу, – командует Дайдо. – А ты – к носу, Че. Вам обоим нельзя бить так сильно. Я хочу, чтобы вы себя полностью контролировали. Но ты теперь атакуешь, Че. Молодец.

Мы слезаем с ринга. На наше место выходят Соджорнер и Джейми. Соджорнер касается перчаткой моего кулака, мельком улыбается мне. Я сижу, приложив к носу лед, и смотрю, как Соджорнер уделывает Джейми за то, что та разболтала ее секрет. Она движется быстро, сосредоточенно. Глядя, как она боксирует, я узнаю куда больше, чем на сотне обычных занятий.

Если бы только она не верила в Бога. Если бы только ей было плевать, что я в него не верю. Если бы только Роза не пыталась нас разлучить.

Дома я застаю Розу и Сеймон: они собирают пазл на кофейном столике. Ради этого они даже сняли перчатки. Они смотрят, как я стаскиваю кроссовки, стягиваю с плеч рюкзак. Интересно, что Сеймон делает здесь так поздно.

– Ночуешь у нас? – спрашиваю я, размышляя, насколько это хорошая идея.

Роза кивает:

– Лейлани плохо себя вела, так что Сеймон останется у нас, пока Лейлани не успокоится.

Сеймон хихикает:

– Лей-Лей такая гадкая. Она всегда на стороне Майи. Привет, Че.

– У тебя опять нос красный, – сообщает Роза.

– Да, красный, – вторит ей Сеймон. – Ты что, заболел?

– Привет, Сеймон. С носом все нормально. Где Салли и Дэвид?

– В кабинете. Работают.

– Ты написала эссе?

Роза изображает, что ее вот-вот вырвет.

– Какое эссе? – спрашивает Сеймон.

– Ей нужно написать эссе о том, почему врать неправильно.

– О-о-о-о-о-о! – изумленно тянет Сеймон. – Тебя что, поймали на вранье?

Роза пожимает плечами:

– Все врут. У взрослых никогда не бывает проблем из‐за вранья.

– Ошибаешься, бывает. Это называется лжесвидетельство.

– Врать весело.

Я заворачиваю в салфетку пару кубиков льда, прикладываю к носу.