Моя сестрица — серийная убийца

Вспоминается тело, полулежащее-полусидящее у стены ванной. Вспоминается кровь. Вряд ли Феми успел осмыслить такой исход и уж тем более принять его.

— По-моему, он расстроился. Но переубедить ее у него шансов не было.

— Потом вы обе поехали домой?

— Да.

— На одной машине?

— Да.

— На машине мисс Кореде?

Я вонзаю ногти себе в бедро. С чего они вдруг заинтересовались моей машиной? Что могли заподозрить? Кто-то видел, как мы выносим труп? Я стараюсь незаметно замедлить дыхание. Нет, никто нас не видел. Засеки нас кто-нибудь с подозрительным свертком, мы отвечали бы на вопросы не в своей уютной гостиной. Эти люди не подозревают нас. Им, вероятно, просто заплатили за беседу с нами.

— Да.

— Мисс Айюла, а как вы приехали к мистеру Дюрану?

— Я не люблю водить машину, поэтому взяла такси.

Полицейские кивают.

— Мисс Кореде, вы позволите взглянуть на вашу машину?

— Зачем? — осведомляется мама. Впору умиляться тем, что она и меня защищает, а я вместо этого злюсь из-за того, что она ничего не знает и не подозревает. Почему у нее руки чистые, а я пачкаюсь все сильнее и сильнее?

— Мы просто хотим убедиться, что ничего не упустили.

— За что нам все это? Мои девочки ничего плохого не сделали! — Искреннюю, но ошибочную адвокатскую речь мама произносит поднявшись.

Старший полицейский хмурится и встает, скрипя стулом по мраморному полу, потом толкает младшего коллегу, пошли, мол. Мне, пожалуй, вмешиваться не стоит. Разве невиновным не дóлжно негодовать?

— Мадам, мы быстренько посмотрим, и все…

— Мы и так были достаточно любезны. Пожалуйста, покиньте наш дом.

— Мадам, если потребуется, мы вернемся с нужными документами.

Я хочу вмешаться, но слова застревают в горле. Скованная, почти парализованная, я могу думать лишь о крови, которая была в багажнике.

— Я попросила покинуть наш дом, — с нажимом говорит мама и направляется к двери. Полицейским остается только за ней следовать. Они коротко кивают Айюле и уходят. Мама захлопывает за ними дверь.

— Что только не услышишь от этих недоумков!

Мы с Айюлой не отвечаем. Мы обе заново оцениваем имеющиеся у нас варианты.

Кровь

На следующий день полицейские возвращаются и забирают мой серебристый «форд фокус». Мы втроем стоим на крыльце и смотрим, как они на ней уезжают. Мою машину отгоняют на территорию участка в районе, где я почти не бываю. Ее тщательно осмотрят на предмет улик, свидетельствующих об участии в преступлении, которое я не совершала, в то время как Айюлина «фиеста» спокойненько стоит у дома. Мой взгляд останавливается на белом хэтчбеке: «фиеста» сияет, как подобает свежепомытой машине. Ее кровью не осквернили.

Я поворачиваюсь к Айюле.

— На работу я поеду на твоей машине.

Она в ответ хмурится.

— А если мне понадобится поехать куда-нибудь днем?

— «Убер» вызовешь.

— Кореде, может, мою машину возьмешь? — осторожно предлагает мама.

— На механику садиться не хочется. Я на Айюлиной поеду. — Я возвращаюсь в дом и поднимаюсь к себе в комнату, не дав им шанса ответить. Ладони у меня холодные, и я тру их о джинсы.

Машину я выдраила до блеска и треска. Кровь полицейские найдут, только если у них во время обыска начнется кровотечение. В дверь стучат, ко мне в комнату заходит Айюла. Я не обращаю на нее внимания — беру метлу и подметаю пол.

— Злишься на меня?

— Нет.

— А изображаешь злость здорово. Я чуть тебе не поверила.

— Просто не хочу остаться безлошадной.

— Это я виновата.

— Нет, виноват Феми. Это он перепачкал мне багажник кровью.

Айюла вздыхает и усаживается на кровать, игнорируя мою неприветливость.

— Слушай, не одной тебе плохо. Ты ведешь себя так, будто осталась с проблемой наедине, но я тоже переживаю.

— Неужели? Разве не ты на днях пела I Believe I Can Fly?

— Просто песня хорошая, — пожимает плечами Айюла.

Только бы не закричать! С каждым днем Айюла все больше напоминает мне его. Он мог совершить гадость, а через секунду изображать образцового гражданина как ни в чем не бывало. Это что, через гены передается? Но ведь его гены и у меня; у нас с ней гены одинаковые.

Отец

Мы с Айюлой нарядились в асо эби. На такие мероприятия принято надевать наряды из анкары[18] в одном стиле. Цветовую гамму выбрала Айюла, у нас это глубокий бордовый. Он бордовый ненавидел, значит, выбор идеальный. Айюла и фасоны обоих платьев придумала: у меня платье-русалка, обыгрывающее высокий рост, у нее — супероблегающее. Мы обе в солнечных очках, чтобы спрятать сухие глаза.

Мама в церкви сгибается пополам и рыдает. Она всхлипывает так громко и отчаянно, что тело сотрясается. Интересно, о чем она думает, чтобы вызвать такие слезы? О собственной немощи? Об Айюлиной смерти? Или она просто вспоминает, что он творил с ней и с нами?

Я обвожу взглядом проходы между рядами и замечаю Тейда, ищущего, где бы сесть.

— Ты пригласила его? — шиплю я.

— Я просто рассказала о поминках. Он сам себя пригласил.

— Черт!

— А что не так? Ты же велела быть с ним милой.