Моя схватка с Богом

Ужас Христа в Гефсимании проистекал из осознания того, как сильно Бог ненавидел грех. Для Него была почти невыносимой одна лишь мысль о том, что Ему придется стать «клятвой» и «грехом» за нас в глазах Божьих (Гал. 3:13; 2 Кор. 5:21). «Он чувствовал, что грех, — писала Елена Уайт, — разделяет Его с Отцом. Эта пропасть была так широка, мрачна и глубока, что Дух Его содрогался. Он не вправе был воспользоваться Своей Божественной силой, чтобы избавиться от этих мук. Как Человеку Ему надлежало пострадать за все последствия людского греха. Как Человеку Ему надлежало вынести весь гнев Божий против беззакония»[21].

В Гефсимании наступил решающий момент. Христу надлежало сделать выбор: идти вперед ко кресту или отказаться от Своей миссии. Искуситель, конечно же, был тут как тут и указывал Ему, что Его самые близкие друзья не могли даже немного пободрствовать, чтобы поддержать Его в трудную минуту; что один из Его учеников в этот самый момент предавал Его и что неблагодарные люди, за которых Он умирал, вскоре распнут Его.

Борясь с искушением поступить по Своей воле и отказаться от креста, Христос находился в таком напряжении, которое нам трудно вообразить. Испытывая страшные мучения и ужас, Иисус наконец принял окончательное решение. «Отче Мой! — непрестанно повторял Он в молитве. — Если не может чаша сия миновать

Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя» (Мф. 26:42).

Приняв решение, Иисус, излучая спокойствие и уверенность, о которых не могло быть и речи во время тяжелейших переживаний в Гефсимании, вернулся к ученикам. Он принял решение умертвить Свое искушение, уникальное искушение уклониться от вознесения на крест греха, разделяющего с Богом. Приняв окончательное и бесповоротное решение продолжать Свою миссию, Христос разбудил учеников, объявив им, что «приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников; встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня». Когда Христос вышел из Гефсиманского сада, Он не оглядывался назад на выполненную миссию великого Учителя и совершенного Примера. Скорее Он смотрел вперед, готовясь к кульминационному моменту Своего служения, который должен был вскоре наступить.

Совершилось

Своей жизнью Христос показал, что прав был Бог, а не сатана. Божий закон любви можно было исполнить в совершенстве. Однако жизнь Его лишь отчасти раскрыла вопросы, поднятые в процессе великого противостояния между Богом и сатаной. Решающая демонстрация последствий и плодов двух систем ценностей произошла во время распятия.

Как мы уже отмечали в третьей главе, смерть от распятия была мучительной. Невозможность прикрыть свою наготу перед людьми, физическая боль, безумная жажда, беспомощность и позор — все это делало такую смерть поистине страшной. Однако ко времени распятия Христа многие тысячи осужденных уже умерли подобной смертью, и многие тысячи были распяты в последующие десятилетия; тем не менее ни одна из этих смертей не изменила ход мировой истории. Невольно возникает вопрос: что же такое необыкновенное заключалось в распятии Христа?

Важно не то, каким образом умер Христос, а Кто именно умирал на Голгофском кресте. Иисус был не просто еще одним осужденным человеком, но безгрешным Сыном Божьим, принявшим на Себя человеческое естество, чтобы «смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола» {Евр. 2:14). Как мы уже ранее отмечали, Христос «уничижил Себя Самого», приняв образ человека и «быв послушным до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:5-8).

Главная особенность распятия Христа заключалась в том, что Он имел возможность сойти с креста. Как выразил эту мысль Д. М. Бейли, «умирая, Иисус не был беспомощной жертвой: Он мог спасти Себя»[22]. Будучи не только Человеком, но и Богом, Он мог отказаться от дальнейшего самоуничижения, освободиться от сковывавших Его уз и положить конец Своим страданиям.

Однако все дело в том, что Иисус Сам решил умереть на кресте. Его распятие было добровольным актом послушания воле Божьей. «Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец… — сказал Он ранее Своим слушателям, а затем добавил: — Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее; никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин. 10:11, 17, 18). Таким образом, Христос мог сойти с креста, но не захотел.

Когда Иисус висел на кресте, искуситель все еще пытался заставить Его отказаться от «самоуничижения» — на этот раз через тех, за кого Он умирал. Прохожие «насмехались над Ним», громко напоминая Ему о том, какие возможности Он Себе приписывал. Если Ты Тот, за Кого Себя выдаешь, вызывающе кричали они, «спаси Себя Самого и сойди со креста». Первосвященники и книжники также были весьма деятельны, насмешливо говоря о Нем друг другу: «Других спасал, а Себя не может спасти! Христос, Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста, чтобы мы видели, и уверуем». Они все еще ждали «знамения». А тем временем римские стражи также «ругались над Ним» (Мк. 15:29-32; Лк. 23:36).