Моя скромница Джейн

«Предполагается, что женщине присуще спокойствие; но женщины испытывают то же, что и мужчины; у них та же потребность проявлять свои способности и искать для себя поле деятельности, как и у их собратьев мужчин; вынужденные жить под суровым гнетом традиций, в косной среде, они страдают совершенно так же, как страдали бы на их месте мужчины. И когда привилегированный пол утверждает, что призвание женщины только печь пудинги да вязать чулки, играть на рояле да вышивать сумочки, то это слишком ограниченное суждение. Неразумно порицать их или смеяться над ними, если они хотят делать нечто большее и учиться большему, чем то, к чему обычай принуждает их пол»[10].

Она глубоко вздохнула и почувствовала, что напряжение спадает. Сочинительство позволяло ей выпустить сдерживаемые эмоции, подобно тому, как врач пускает кровь пациенту. Но оно же и опустошало ее – вместе с мыслью о том, что, кроме как писать, ей никогда ничего не позволено будет делать. Сможет ли Шарлотта прожить на свете, питаясь только этими озарениями и мечтами, этими наспех нацарапанными в блокноте мысленными блужданиями? Холодок пробежал у нее по спине. Нет. Ни в коем случае. Она этого не потерпит. Она… – как там говорила Джейн? – придумает себе другую жизнь. Найдет ее.

Девушка поспешила обратно в спальню, быстро оделась и вытащила из-под кровати саквояж, в котором хранила все свои скудные пожитки.

– Что ты делаешь? – прошептала Эмили.

Сестра не могла скрыть дрожи возбуждения в голосе.

– Поступлю на работу к мистеру Блэквуду. Он хотел Джейн, но вместо нее получит меня.

– Думаешь, он тебя возьмет? – Эмили, казалось, тревожилась за нее и завидовала ей одновременно. – Уже ведь отказал?

– Я его уломаю.

– А как же школа?

– Я тут уже научилась всему, чему могла.

Шарлотта уложила блокнот, плотно закрытый флакон чернил и связку писчих перьев поверх одежды и захлопнула саквояж. С одной стороны застежка оказалась сломана, но ничего, и так сойдет. Она улыбнулась.

Эмили села на постели.

– Но это неправильно. Так нельзя. Ты же девочка. Бегать за людьми хвостиком и умолять дать тебе работу – недостойно.

Шарлотта задрала подбородок.

– Я считаю: лучше счастье, чем ложное чувство достоинства, – произнесла она бодрым тоном и была такова.

Глава 8 Джейн

– Нужно надеть лучшее платье, – сказала миссис Фэйрфакс, прочесывая гардероб Джейн, состоявший, собственно, лишь из двух серых платьев, так что прочесывание ограничилось выбором менее поношенного из них. – Полагаю, придется остановиться вот на этом.

Джейн получила приглашение спуститься вниз, в гостиную, для «официального знакомства» с владельцем поместья и краткого сообщения об успехах своей подопечной Адель.

Миссис Фэйрфакс разложила платье на кровати Джейн, а затем взбила подушки и слегка встряхнула покрывало. Мистер Рочестер отсутствовал дома несколько дней, и его неожиданное возвращение заставило экономку поволноваться.

У Джейн пылали щеки – отчасти от стыда за то, что у нее нет приличной одежды, а отчасти, как она смутно догадывалась сама, и от предвкушения новой встречи с хозяином. С его темными глазами. С его высокой, полной достоинства фигурой…

– Надеюсь, он возьмет с собой Вожака, – сказала Хелен, делая вид, что любуется собой в зеркале, хотя отражения она, естественно, не оставляла. – По-моему, я ему нравлюсь.

– И не опаздывайте, мисс Эйр, – напомнила миссис Фэйрфакс, – хозяин ценит пунктуальность и расторопность превыше всего – не считая порядка и дисциплины.

– Не опоздаю, – заверила ее Джейн.

Экономка поспешила прочь из комнаты, по дороге наспех протирая пыль.

Ровно пятнадцать минут спустя гувернантка сидела в гостиной, ожидая появления хозяина. Хелен расположилась рядом с ней. Еще через несколько мгновений вошел мистер Рочестер с сундучком в руке. Это был сундучок Джейн для художественных принадлежностей. Она отдала его Адель только сегодня утром, но вот теперь он каким-то образом оказался у Рочестера.

Джейн вскочила на ноги.

– Сэр.

– Мисс Эйр. Прошу вас, садитесь.

Она подчинилась, и владелец дома опустился на другую сторону дивана. Хелен едва успела сдвинуться к подруге, чтобы он не поместился прямо в ней.

– Как грубо, – заметила она.