«Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950

Поразительно тонкая, тщательная отделка. Особенно одежд.

Его жена – во всех видах и позах.

Необычайной красоты. Работа изумительная. Совсем живая.

– она же – [нрзб.].

Böcklin. Резкий поворот в германской школе.

Что-то новое, яркое.

Чувствует сильный размах… Краски яркие, но не пестро.

Масса силы, мощи, экспрессии. Поразительно отделаны лица (Снятие с креста), и ужасные фигуры, особенно женщин.

Какое-то чудовище и нимфа.

Поразительные картины: [луна, свет – выезжает фигура на воле – лес]…

Ярко-синий фон… Дерево, две фигуры [именно другие].

Особенно хороши «латы».

Курцбауэр. Одна только [нарезка] – изумительная.

[Нрзб.]

[Нрзб.] Наивно, по-немецки смешно…

[Нрзб.] Неск. – хорошеньких, но мало содержательно.

[Нрзб.] Сплошь декадентская мазня – отвращение.

[Нрзб.] Скульптуры – очень хороши.

[Нрзб.] Еврейка – поразительные глаза.

[Нрзб.] Портрет.

Карольсфельд. Головка с протянутой рукой (мадонна).

(Несколько гобеленов.)

22 [июня 1906 г

.]. Четверг

Его карточка стоит у меня на столике. Усталая придешь в комнату, бросишься на стул, и глаза прямо останавливаются на нем. И тысячи дум, мыслей, тонких, едва уловимых ощущений поднимаются роем и носятся быстро, лихорадочно, одна сменяя другую…

Какие-то прекрасные мечты, робкие, [безрадостные. – зачеркнуто] смутные надежды бродят бессознательно, скопляясь во что-то , огромное, тревожное и радостное… Всматриваюсь в эти бесконечно дорогие черты, и родной образ оживает и смотрит на меня так хорошо, так приветливо, с чуть заметной [слово вымарано] доброй усмешкой [первоначально: насмешкой] на [слово вымарано] губах…

И я улыбаюсь ему, и волна большой-большой беспричинной какой-то радости заколыхнула меня совсем и не выпускает из своих широких объятий… И так долго-долго сидишь под обаяньем этих смутных, неясных грез, этой тихой радости – такой ясной, чистой…

23 [июня 1906 г

.]. Пятница

Сегодня долго [слово вымарано] бродила по лесу… Вышла утром – народу ни души… Тихо так, хорошо… Откуда-то широкими волнами неслись один за другим глухие, дребезжащие удары колокола… Вероятно, из ближнего села. Свежести утренней хотя и не чувствовалось, но капельки росы все еще блестели, как звездочки, на листьях и [на пестрых головках. – зачеркнуто] цветах.

Нервы как-то так поуспокоились, душа просветлела…

[Пять строк оставлены пустыми.]

Скорее бы август… Я думаю о нем с такой любовью… жду его с таким горячечным нетерпением… Скорее, скорее!

Когда я уношусь мечтами в театр, представляю себе всех наших, наши репетиции… – сердце бьется быстрее и голова начинает кружиться… Мне кажется, я уже… вот… чувствую… вдыхаю этот наш особенный, специфический воздух в театре, слышу хлопанье наших дверей, ясно вижу – толпящиеся в коридоре кучками знакомые фигуры, вижу [ясно. – зачеркнуто] их лица, слышу их голоса…

Вот выходит Леонидов143 развалистой ленивой походкой, сморкается и, добродушно улыбаясь, подходит к небольшой компанийке, толкущейся у дверей; все лица уже обращены в его сторону; глаза всех весело подсмеиваются, на губах приветливые улыбки…

Леонида Мироновича [Леонидова] всегда встречают так – с легким добродушным подсмеиваньем, хотя любят его очень… Ужасно он смешной! Такой увалень сонный…

[Вот. – зачеркнуто] Слышатся твердые, бодрые, легкие шаги… Это – Ольга Леонардовна [Книппер-Чехова]… Действительно, через несколько секунд ее тонкая [показывается. – зачеркнуто] изящная фигурка, чуть заметно подпрыгивающая, приближается к нам…

[Лицо. – зачеркнуто] Живое, умное, зарумянившееся на улице лицо дышит здоровьем, крепостью, искренним весельем… «Воплощение радости жизни» – как говорят о ней в театре. «Жить, любить и работать» – вот ее девиз…

Изумительное обаяние в лице, в фигуре, в каждом движении… Поразительная женщина!

Чуть заметно показалось в дверях знакомое дорогое лицо, но затем раздался из коридора чей-то голос: «Василий Иванович, – на минутку», и мелькнувшая голова скрылась. Чувствую (даже и сейчас), как яркая краска заливает все лицо, и быстро улепетываю подальше от компании: ноги плохо слушаются, сердце стучит. Наконец вижу.

[Четыре строки оставлены пустыми.]

Откуда она – эта тихая, сладкая, томительная грусть…

С каким бы восторгом пожила я теперь с месяц где-нибудь в далекой деревенской обители, чуждая шуму, жизни, забот и волнений!

[Как-то. – зачеркнуто.] Просит душа отдыха – именно того келейного покоя, ничем не нарушаемого, с массой какого-то особенного молитвенного тихого настроения, которое только и можно найти в далеком-далеком монастыре – за сотни верст от города…

Сегодня – ночь под Ивана Купала. Буду гадать на ромашке.

25 [июня 1906 г

.]

Сегодня воскресенье. Ужасно не люблю праздников: как-то не знаешь, куда себя девать…

И не гуляется, и не сидится, не читается…

Отвратительно!