— Прошу прощения, Али-Хассан, но я еще раз вас перебью. Я забыла предложить вам чай, кофе… любые другие напитки.
— Пока не надо! Благодарю, — отказался гость. — Мы с вами, наоборот, должны будем сейчас уехать.
— Куда?
— В милицию, дорогая моя, в милицию! Куда же еще я могу пригласить вечером такую роскошную даму!
Я понимала, что речь идет о чем-то очень серьезном, но не смогла сдержать улыбку.
— Зачем же мы идем в милицию, уважаемый Али-Хассан?
— Там нас с вами ждет некая, как бы поточнее выразиться, некая
Я, разумеется, поняла, что это кто-то из
— Это сволочь Маша?! — Меня передернуло.
Али-Хассан покачал головой.
— Нет, это гражданка Китайской Народной Республики…
— Василиса?!
Али-Хассан опять покачал головой и, заглянув в какую-то желтенькую бумажку, издал гнусавый квакающий звук.
— Нет, по-китайски ее имя звучит как… — Он «квакнул» еще раз. — А так можете ее хоть Василисой Прекрасной звать. Хотя, честно вам скажу, прекрасного в ней мало. Во всяком случае, Антон Павлович Чехов, когда говорил, что в человеке все должно быть прекрасно, со всей очевидностью имел в виду не ее.
Я уже вскочила и бросилась переодеваться, не заботясь ни о каких приличиях.
— Вы знаете, где мой сын? — крикнула я из спальни, натягивая на себя кофту.
— С ним все в порядке! Не волнуйтесь! — крикнул мне в ответ Али-Хассан. — Это вопрос одного-двух дней. Просто страна у нас большая! Просторы, знаете ли…
Я выбежала к нему одетая и тоже похвалилась своими достижениями.
— Я ведь не сидела здесь сложа руки, Али-Хассан! Я сегодня выяснила, где находится человек, считающий моего ребенка сыном, а свою любовницу его матерью. Зовут его Виктор Бухарцев. Для меня теперь нет проблем с ним встретиться. И думаю, не составит особой сложности уговорить отдать мне моего мальчика, не имеющего к нему никакого отношения. У меня достаточное количество тому доказательств.
Чело Али-Хассана неожиданно помрачнело.
— Господину Бухарцеву на сегодняшний день все ваши доказательства уже безразличны. И мой долг — сделать так, чтобы ваша встреча с Виктором Павловичем в обозримом будущем не состоялась.
Одно другого не легче.
— Может быть, вы объясните мне чуть подробнее?! Я, признаться, вас не поняла.
Мой гость засунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда сложенную в несколько раз газету. Это было какое-то ежедневное волгоградское издание, тоненькое, убогое, на семьдесят процентов состоящее из черно-белой рекламы. Что-то осмысленное публиковалось только на первой странице, где речь шла о каких-никаких политических новостях и криминальной хронике. Первое, что мне бросилось в глаза, — нечеткое черно-белое изображение двух тел, лежащих ничком на мокром асфальте, и название статьи: «За хлебушек платим кровью!» Просмотрев материал, я с ужасом узнала, что волгоградский бизнесмен, владелец хлебозавода «Геркуланум» и главный акционер элеватора «Левобережный» Виктор Павлович Бухарцев и его законная супруга два дня назад были расстреляны неизвестными возле ресторана «Караван».
В очередной раз у меня внутри все перевернулось.
Через минуту мы выскочили за дверь. На улице нас ждала черная «Ауди» с тонированными стеклами и поднимающейся перегородкой, отделяющей водителя от пассажиров.
Не больше чем за двадцать минут мы добрались до мрачного двухэтажного здания из темно-красного кирпича, построенного лет сто назад. Никаких табличек на нем не было. Оно было огорожено железным забором, а на входе в будке сидел неприветливого вида охранник.
Машина въехала во двор, и нам навстречу вышел пожилой майор. Он проводил нас внутрь здания, и меня захлестнули свежие воспоминания о моей тюремной эпопее. Действительно, это было что-то вроде очень маленькой тюрьмы или пункта предварительного заключения. Короче, называй как хочешь, суть от этого не меняется.
Мы с Али-Хассаном разместились в небольшом помещении, похожем и на камеру, и на кабинет одновременно. Не спрашивая нашего желания, нам немедленно принесли два стакана чая в металлических «железнодорожных» подстаканниках и поставили перед нами блюдце с печеньем.
Чай оказался, надо сказать, к месту. Мы прождали минут десять, пока, предварительно постучав, не вошли два милиционера — молодые, абсолютно одинаковые сержанты без какого бы то ни было выражения на лицах. Между ними, глядя прямо перед собой, шла… Василиса, из глаз которой буквально сыпались искры ненависти к улыбающемуся Али-Хассану, милиционерам, всем вокруг. Но когда китаянка увидела меня, ненависть в ее взгляде сменилась неподдельным ужасом и животным страхом. Любая самка знает, что ее ждет за то, что она похитила детеныша у другой самки!
Али-Хассан, судя по всему, уже разговаривал с Василисой еще до встречи со мной, первые его слова прозвучали продолжением уже начавшейся беседы: