Точно. Вот оно. То, чего я так не хотела. И чего пыталась избежать. Но, наверное, нам действительно стоило это обсудить. Главное — чтобы он не решил, будто я воспринимаю произошедшее слишком серьёзно. Это ведь был просто секс, верно? Значит, так и нужно к этому относиться. Никаких чувств. Потому что их нет, ведь так?
— Не знаю, — ответила я в итоге, — Наверное, мне стоит извиниться?
— Извиниться? — приподнял бровь Ноа, — За что?
— За… я не знаю… за всё произошедшее. Парни задали мне действие, но у меня ведь своя голова на плечах, и я должна была понимать, где проходит граница и что её не стоит переступать. Так что…прости меня.
— Я…
Я не позволяю Ноа сказать что-то ещё, беспардонно перебивая:
— Просто забудем об этом, хорошо? Мы должны смотреть в будущее, а не в прошлое, да?
Я прикусываю губу, отводя взгляд. Нельзя, нельзя смотреть на него — от этого у меня почему-то тахикардия начинается. А мне нужно здоровое сердце. Или что там от него осталось.
— Хорошо, — выдыхает Ноа, — Если ты так хочешь, то ладно, — его голос понижается почти до беззвучного шепота, — Но ты… это не твоя вина. Я не понимаю, почему ты решила, что должна извиняться?
— Мы вместе работаем. Что бы не происходило — это не должно влиять на нашу работу. И на других парней. Я понимаю — меня оказалось легко уломать, да что там — я сама фактически повисла на тебе. Но это не должно отражаться на группе.
Сказав это, я, наконец, посмотрела на Ноа. Тот сидел с широко распахнутыми глазами, взгляд расфокусирован, будто он где угодно, но только не здесь.
— Что?
— Дело ведь не только в нас. Мы должны помнить и о других ребятах. Они рассчитывают, что мы останемся профессионалами и не позволим случайности разрушить вашу работу.
— Остановись, — обрывает меня Ноа, — Что? Ты что вообще говоришь?
— Описываю ситуацию такой, какая она есть. Что тебя смущает?
— То, что ты сказала.
Я нахмурилась.
— Что я сказала?
— Что тебя было легко уломать. И что ты сама на мне повисла, — ответил парень, — Не говори так.
На секунду я замерла.
— А как я должна это сформулировать?
— Не так, — единственный его ответ.
Я закатила глаза, чувствуя, как ко мне медленно, но верно, подкрадывается раздражение. Всего было слишком много — песня эта его о любви, тема разговора, сам Ноа. Оставаться спокойной было просто нереально.
— Меня легко было уломать, я подвернулась под руку, оказалась удобным вариантом… ну? Как мне лучше выразиться?
— Господи, — покачал головой Ноа, — Я серьёзно, вообще-то.
— А я — нет? — я уже не понимала, чего он добивался от меня, — Если я… если я не права, то что тогда?
Парень резко придвинулся ко мне, одновременно притягивая моё кресло к себе. Так близко, что наши колени соприкоснулись. Словно этого было мало, он наклонился так, что его дыхание касалось моего лица. От него пахло карамелью. Вкусно.
— Ты можешь думать обо мне всё, что угодно, но не смей говорить так о себе. Ты никогда не была простым вариантом, или той, что просто подвернулась под руку.
Он говорил тихо, вкрадчиво, словно гипнотизируя меня. И у него чертовски хорошо получалось. Потому что спорить с ним не хотелось совершенно. Хотелось его поцеловать. Но я держалась. Изо всех сил.
— Тогда кем я была? — спросила я также тихо.
— Ты — мой самый сложный выбор. Ничего с тобой не выходило просто. Я даже не знаю, что оказалось труднее — уговорить тебя сходить со мной на свидание или потом уехать, оставив позади. Всё это было одинаково сложно. Но ни об одном из своих выборов я не жалею. Потому что каждый шаг привёл нас к этому. К нам — таким, какие мы сейчас. Я делал больно — и расплачиваюсь за свои ошибки каждый день. Но я бы повторил каждую из них, потому что мы стали именно такими. Я восхищаюсь той, кем ты стала. И даже если ты сейчас меня оттолкнёшь — это ничего для меня не изменит. Не изменит того, как я отношусь к тебе.
Я молчала, глядя на него во все глаза. Это можно было расценивать, как признание в любви или ещё нет? И если да — то, что мне с этим делать? Что чувствовать? Я не понимала. Знала лишь, что больше не хочу чувствовать боль. А ещё — что любые отношения с Ноа неизменно к ней приведут. Мы в любом случае были обречены. В этой игре не было победителей. Лишь проигравшие.
— Я не выбрал тебя тогда. И если сейчас вернуть всё назад — я бы снова поступил также, уж прости, — продолжал Ноа, — Но я буду выбирать тебя СЕЙЧАС. Потому что только настоящее важно. Не потому, что ты — лёгкая добыча. И не потому, что ты подвернулась под руку. А потому что ты — это ты. Потому что каждую из этих чёртовых песен я пою тебе. И неважно, написаны эти строки два дня назад или два года — всё это принадлежит тебе.
Да. Это точно было признание. И от него внутри у меня всё оборвалось. Только я не понимала — в хорошем смысле, или плохом. Но одно было ясно — как раньше уже не будет. Ноа сейчас стёр границы и перешагнул точку невозврата. И что с этим делать дальше? Без понятия.
— Я не знаю, что на это ответить, — призналась я тихо, решив, что честность — лучшая политика.
Ноа чуть отодвинулся, пожав плечами: