Моя темная сторона

Люси выпивает молоко из кружки, вытирает рот рукавом, спрыгивает со стула и убегает, не сказав ни слова. Спеша освободиться, как сестра, Линус осушает бутылочку и срыгивает без всякой помощи. Я опускаю его на пол, заваленный игрушками и крошками от крекеров-рыбок. Беру мячик и бросаю его в гостиную:

— А где у нас мячик?

Радуясь, что с ним играют, Линус ползет за мячиком, как веселый щенок.

Оставшись в одиночестве хоть на минуту, я съедаю размякшие хлопья Чарли, потому что должен же кто-то их съесть, потом убираю посуду в раковину, вытираю стойку, ставлю кофе, собираю коробки с обедом и перекус для Чарли и Люси и упаковываю пачку с подгузниками для Линуса. Подписываю для Люси разрешение поехать в «Плимутское поселение», рядом с вопросом «Сможете ли вы сопровождать ребенка?» ставлю галочку «нет». В рюкзаке Чарли нахожу записку от учительницы:

Дорогие мистер и миссис Никерсон,

табели успеваемости разосланы на прошлой неделе, и я надеюсь, что вы уже успели их просмотреть. Я бы хотела назначить время и встретиться с вами обоими, чтобы поговорить о Чарли. Пожалуйста, позвоните мне, когда вам будет удобно.

Искренне ваша,

мисс Гэвин

Табель Чарли — не такой, какой каждая мать мечтает видеть у своего ребенка, особенно если эта мать сама всегда-всегда получала отличные оценки. Мы с Бобом предполагали, что проблемы будут, и понимали, что Чарли есть куда расти в плане чтения и концентрации внимания. Прошлый год нас немного подготовил. Но от детсадовских оценок «ниже среднего» по нескольким предметам и воспитательница Чарли, и Боб отмахнулись: «Он же мальчик! К первому классу научится сидеть спокойно и привыкнет к долгому учебному дню. Я вижу такое каждый год. Не беспокойтесь».

Вот теперь он в первом классе, и я беспокоюсь. Он получал либо «Н» («нуждается в исправлении»), либо «3» («ниже ожидаемого») по большинству предметов. Даже Боб побледнел, когда он увидел колонку троек и «Н». Тем не менее на этот раз списать все на пол ребенка не получится. Что же с Чарли не так?

От «Лаки чармз» мне становится нехорошо — не стоило есть столько сахара. Я подхожу к стойке и открываю свой ноутбук, спящий рядом с кофеваркой, — проверяю почту в ожидании кофеина, столь необходимого моему мозгу-наркоману. Шестьдесят четыре новых письма. Прошлым вечером я не ложилась до полуночи, разбирая почтовый ящик, так что эти все свалились за последние пять часов. Несколько сообщений из офисов Западного побережья, их отправили вчера вечером. По меньшей мере две дюжины — из азиатских и европейских офисов, там уже рабочий день в разгаре. Парочка писем, помеченных «срочно», — от молодого аналитика-паникера из бостонского офиса.

Я слишком долго читаю и отвечаю на почту, и мне никто не мешает. Я прислушиваюсь, но ничего не слышу. Где дети?

— Люси? Линус?

«Губку Боба» в гостиной смотрят только кресла. Я несусь по лестнице в комнату Люси. Они оба там: значит, Люси забыла закрыть дверцу внизу лестницы и Линус прополз до самого верха самостоятельно. Слава богу, он не попытался слезать, потому что сейчас его любимый метод спуска — вниз головой. Но прежде чем я успеваю поблагодарить бога, что малыш цел и невредим, и постучать по деревянному полу, пусть даже только представив возможные последствия и не успев хорошенько отчитать Люси за незапертую дверцу, я настораживаюсь и сосредоточиваю все внимание на Линусе. Он сидит на полу, ничего не исследуя, а его рот подозрительно закрыт. Люси в паре метров от него делает из бусинок украшение. Бусины рассыпаны по всему полу.

— Линус!

Левой рукой я хватаю его за затылок, а указательным пальцем правой лезу ему в рот. Младенец сопротивляется, мотая головой и плотнее сжимая губы.

— Линус, открой! Что у тебя там?

Я нащупываю это что-то. Зацепив пальцем, выковыриваю розовую, как жвачка, пластиковую бусину размером примерно с клюкву. Оскорбленный, ограбленный и совершенно не подозревающий, что его жизнь была в опасности, Линус истошно вопит. Боб уже стоит в дверях — принявший душ, одетый и полный участия.

— Что случилось? — спрашивает он.

— Он чуть не подавился вот этим. — Я протягиваю ему коварную бусину.

— Не, слишком маленькая. С ним все в порядке.

Однако на полу вокруг Люси валяются бусины и побольше, а также несколько монеток, резинок для волос и «супермячик». Комната Люси — просто западня смерти. Что, если бы Линус решил полизать пол? Что, если бы какая-нибудь большая оранжевая бусина показалась ему особенно вкусной? Что, если бы я прибежала сюда слишком поздно? Что, если бы наш сын лежал на полу без дыхания, с посиневшими губами?