Моя темная Ванесса

В то, что эти слова прозвучали на самом деле, поверить было труднее, чем во что-либо, случившееся раньше. Они были еще более невероятными, чем его желание поцеловать меня и его рука на моем колене. «Я тебя уничтожу». Он произнес это с явной мукой, и вдруг стало ясно, сколько он над этим думал, сколько с собой боролся. Он хотел поступить правильно, боялся причинить мне боль, но смирился с вероятностью того, что это случится.

Мои руки парили в воздухе над ним, и я изучала его вблизи: черные волосы с проседью на висках; гладкое жито его бороды, заканчивающееся чисто выбритой линией под подбородком. На его шее темнел маленький, чуть воспаленный порез, и я представила, как он стоял утром в ванной с бритвой в руке, пока я стояла босиком в своей комнате в общежитии, нанося макияж.

– Я хочу положительно повлиять на твою жизнь, – сказал он. – Хочу быть человеком, которого ты сможешь вспомнить с нежностью. Старым чудаком-учителем, который был безнадежно в тебя влюблен, но не распускал руки и, по большому счету, был хорошим мальчиком.

Под весом его тяжелой головы мои ноги начали дрожать, в подмышках и на обратной стороне коленей выступил пот. «Безнадежно влюблен». Как только он это сказал, я стала девушкой, в которую кто-то влюблен, – и не какой-нибудь тупой мальчишка моего возраста, а мужчина, который уже прожил целую жизнь, совершил и повидал так много и все равно считает, что я достойна его любви. Я чувствовала, что меня силой выталкивают за порог, выбрасывают из обычной жизни в удивительное место, где взрослые мужчины безнадежно влюбляются в меня и падают к моим ногам.

– Порой, когда ты уходишь из класса, я сижу на твоем стуле. Я кладу голову на стол, словно пытаясь тебя вдохнуть. – Он поднял голову, потер лицо и сел на корточки. – Твою мать, что со мной не так? Мне нельзя говорить тебе такое. Из-за меня тебе будут сниться кошмары.

Он тяжело опустился обратно на стул, и я поняла, что должна предложить ему что-то, продемонстрировать, что я не боюсь. Я должна была ему соответствовать, показать, что он не одинок.

– Я все время о тебе думаю, – сказала я.

На секунду его лицо посветлело. Опомнившись, он фыркнул:

– Брехня.

– Все время. Я одержима.

– В это сложно поверить. Красивые девушки не влюбляются в похотливых стариков.

– Ты не похотливый.

– Пока нет. Но еще немного – и стану.

Ему требовалось больше, так что я дала ему больше. Я сказала, что пишу свои дурацкие стихи только для того, чтобы он их прочел («Твои стихи не дурацкие, – возразил он. – Пожалуйста, не надо так их называть»), что я все каникулы на День благодарения читала «Лолиту» и чувствую, что этот роман меня изменил, что я сегодня нарядилась для него, что закрыла дверь в аудиторию, потому что хотела побыть с ним наедине.

– И я думала, что мы могли бы… – Я замолчала.

– Могли бы что?

Я закатила глаза, хихикнула.

– Ты знаешь.

– Не знаю.

Поерзав на стуле, я сказала:

– Что мы могли бы, ну не знаю, поцеловаться или вроде того.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

Слишком стесняясь, чтобы ответить, я пожала плечами и опустила голову, так что волосы упали мне на лицо.

– Это значит «да»?

Я что-то тихо промычала из-за пелены волос.

– Тебя когда-нибудь целовали? – Он откинул мои волосы, чтобы видеть меня, и я, слишком нервничая, чтобы солгать, отрицательно покачала головой.

Он встал и запер дверь в класс, выключил свет, чтобы нас не увидели с улицы. Когда он взял мое лицо в ладони, я закрыла глаза и больше их уже не открывала. Губы у него были сухими, как задубелое под солнцем белье. Его борода оказалась мягче, чем я ожидала, но его очки делали мне больно, вонзались мне в щеки.

Один поцелуй с закрытым ртом, второй. Он промычал «хмм» и перешел к долгому поцелую с языком. Я не могла сосредоточиться на происходящем, мои мысли блуждали так далеко, что с тем же успехом могли принадлежать кому-то другому. Все это время я думала только о том, как странно, что у него есть язык.

Потом у меня застучали зубы. Я хотела быть бесстрашной, усмехнуться, сказать что-нибудь кокетливое и игривое, но меня хватило только на то, чтобы вытереть нос рукавом и прошептать:

– Я очень странно себя чувствую.

Он поцеловал меня в лоб, в виски, в подбородок.

– Надеюсь, по-хорошему странно.

Я знала, что должна сказать да, обнадежить его, не позволить усомниться в моих желаниях, но я только смотрела в никуда, пока он не наклонился и не поцеловал меня снова.

Я сидела на своем обычном месте за партой, положив ладони на столешницу, чтобы не трогать шелушащуюся кожу в уголках рта. Другие ученики входили, расстегивали куртки и доставали из рюкзаков свои экземпляры «Итана Фрома». Они не знали, что произошло, не должны были узнать никогда, но я все равно хотела закричать об этом на весь мир. А если не закричать, то вжимать ладони в поверхность стола, пока дерево не треснет и рассыпавшиеся щепки не начертают на полу мою тайну.