Моя темная Ванесса

Я хотела сказать: «Слишком поздно». Сказать, что я каждый день ощущаю, будто он навсегда оставил на мне свою печать, но, возможно, это было несправедливо. Разве он не делал все, что мог, чтобы меня спасти? Заставлял меня пообещать, что я уеду в колледж, убеждал, что моя жизнь не должна крутиться исключительно вокруг него. Стрейн хотел для меня большого будущего, а не узкой колеи, но это будет возможно, только если он останется тайной. Стоит правде всплыть – и вся моя дальнейшая жизнь сформируется под ее влиянием; мои прочие качества и поступки не будут иметь никакого значения. В моем воображении возникло полувоспоминание, похожее на сон: девочка-гибрид, наполовину я, наполовину мисс Томпсон. Или в памяти всплыл новостной ролик о Монике Левински? – молодая женщина со слезами на глазах пытается с высоко поднятой головой выдержать череду унизительных вопросов о том, что произошло: «Расскажите нам, что конкретно он с вами делал». Легко было представить, как моя жизнь превращается в сплошной шлейф руин, протянувшийся от моего решения сказать правду.

– Я бы скорее покончил с собой прямо сейчас, чем прошел через такое, – сказал Стрейн. Продолжая держать руки в карманах брюк, он смотрел на меня с высоты своего роста. Он казался невозмутимым, даже глядя гибели в глаза. – Но, возможно, ты сильнее меня.

При этих словах я заплакала, по-настоящему заплакала, как никогда еще не плакала при нем, – ужасно, уродливо, навзрыд, с текущими из носа соплями. Все случилось так быстро, что сшибло меня с ног. Я прислонилась к стене, уперлась руками в бедра и попыталась отдышаться. Рыдания не прекращались. Я обвила себя руками, села на корточки и начала биться затылком о кедровую черепицу, словно пытаясь вышибить из себя плач. Стрейн опустился передо мной на колени и приложил ладони к стене у меня за головой. Он стоял так, пока я не перестала сопротивляться и не открыла глаза.

– Ну вот, – сказал он.

Он вдохнул, выдохнул, и моя грудь вздымалась и опускалась в такт его груди. Его ладони по-прежнему обвивали мне затылок, лицо его было так близко, что я могла его поцеловать. Слезы у меня на щеках высыхали, стягивая мне кожу, а его большой палец поглаживал мягкую ямочку у меня за ухом. Стрейн сказал, что благодарен за то, как я себя до сих пор вела. Очень храбро с моей стороны взять на себя ответственность, пожертвовать собой. Это доказательство любви. Скорее всего, никто еще не любил его так, как я.

– Я ничего не расскажу, – сказала я. – Не хочу. Никогда не расскажу.

– Я знаю, – ответил он. – Знаю, что не расскажешь.

Мы вместе придумали, что я скажу на завтрашнем собрании, как возьму вину за слухи на себя, попрошу прощения за ложь и проясню, что Стрейн не сделал ничего плохого. По его словам, то, что мне приходится так поступать, было несправедливо, но обелить его имя – единственный способ выйти сухими из воды. Он поцеловал меня в лоб и уголки рта так же, как во время наших первых объятий и поцелуев за столом у него в аудитории.

Перед уходом я оглянулась и увидела, как Стрейн стоит на темной лужайке. Его силуэт был окружен светом, льющимся из окон в гостиной. Стрейн излучал благодарность, заливал меня любовью. Вот что такое быть самоотверженной, быть хорошей, думала я. Как я могла считать себя беспомощной, когда его спасение было исключительно в моей власти?

На следующее утро в аудитории мистера Шелдона собрались двадцать шесть человек из списка Дженни. Парт на всех не хватило, и кое-кто из ребят просто прислонился к стене. Я никого не узнавала, видела только качающиеся и колеблющиеся лица, океан буйков. Миссис Джайлз велела мне встать рядом с ней и зачитать заявление, которое мы со Стрейном придумали накануне.

– Все непристойные сплетни, которые вы могли слышать обо мне и мистере Стрейне, не соответствуют действительности. Я распространяла о нем слухи, которые не должна была распространять. Я прошу прощения за обман.

Лица с недоверием смотрели на меня.

– У кого-нибудь есть вопросы к Ванессе? – спросила миссис Джайлз.

Поднялась одна рука. Дина Перкинс.

– Я просто не понимаю, зачем ты все это сочинила, – сказала Дина. – Это бессмысленно.

– Эмм… – Я посмотрела на миссис Джайлз, но та только пялилась на меня в ответ. Все на меня пялились. – Это не вопрос.

Дина закатила глаза:

– Я просто хочу спросить: зачем?

– Не знаю, – ответила я.

Кто-то спросил, почему я вечно сижу у него в классе.

Я сказала:

– Я никогда не сижу у него в классе.

Это было настолько наглой ложью, что пара человек засмеялись.

Кто-то еще спросил, все ли у меня в порядке «типа с головой».

– Не знаю, наверное, нет, – ответила я.

Вопросы продолжались, и я осознала очевидное: у меня не будет пути назад, после этого не будет.

– Ладно, – сказала миссис Джайлз, – довольно.

Всем раздали листочки с тремя вопросами. Первый: от кого вы услышали этот слух? Второй: когда вы его услышали? Третий: рассказывали ли вы о нем родителям? Когда я уходила, все двадцать шесть человек, склонив головы, заполняли опросники. Все, кроме Дженни. Она сидела, скрестив руки на груди и упершись взглядом в свою парту.