Моя темная Ванесса

– Ты солгала, – повторила миссис Джайлз. – И по какой же причине ты так поступила?

Глядя ей прямо в глаза, я перечислила причины: потому что мне было скучно и одиноко, потому что я влюбилась в учителя, потому что у меня слишком буйное воображение. Чем дольше я говорила, тем с большей уверенностью обвиняла себя, обеляла Стрейна. Это была отличная отговорка, она объясняла все, что я сказала Джесси, плюс любые слухи, дошедшие до двадцати пяти остальных имен из списка. Надо было придерживаться этой версии с самого начала.

– Я знаю, что лгать плохо, – сказала я, переводя взгляд с Джесси на миссис Джайлз, – и прошу за это прощения. Но сейчас я говорю чистую правду. Вот и все.

Я испытывала головокружительное удовольствие – это было все равно что набрать полные легкие свежего воздуха, стянув с лица одеяло. Я была умна и сильна – никто и понятия не имел насколько.

Я пропустила обед и отправилась прямиком в класс Стрейна, постучала в дверь. Он не открыл, хотя в окошко с текстурированным стеклом было видно, что внутри горит свет. Я говорила себе, что он просто по-прежнему боится, что нас лишний раз увидят вместе; но следующий урок литературы вел мистер Нойс, и, как только я вошла в класс, он сказал, что мне нужно зайти в административный корпус.

– Что происходит? – спросила я.

Он вскинул руки.

– Я всего лишь посредник, – ответил он, но взгляд у него был таким настороженным, словно он не хотел находиться рядом со мной, и мне стало ясно, что ему что-то известно.

Я пошла к административному корпусу, не понимая, следует ли мне торопиться или еле волочь ноги, и, подходя к крыльцу и глядя на колонны и эмблемы Броувика на двойных дверях, заметила, что в главные ворота кампуса заезжает папин фургон. Я приставила руку к глазам козырьком и увидела, что приехали оба: папа за рулем, а рядом с ним – прижимающая ладонь ко рту мама. Они свернули на парковку, вышли из фургона.

Я сбежала вниз по ступеням и крикнула:

– Что вы здесь делаете?

Услышав мой голос, мама резко обернулась и показала пальцем себе под ноги. Так же она подзывала Бэйб, когда та что-то натворит. «А ну ко мне». В точности как собака, я замерла в пятнадцати футах от нее и не приближалась больше ни на шаг.

– Почему вы здесь? – повторила я.

– Господи, Ванесса, а сама как думаешь? – рявкнула она.

– Вам позвонила миссис Джайлз? Вам незачем здесь находиться.

Папа был еще в рабочей одежде – серых брюках и синей рубашке в тонкую полоску с вышитым над карманом именем: «Фил». Несмотря ни на что, во мне вспыхнул стыд. Неужели нельзя было переодеться?

Он хлопнул дверью фургона и быстро подошел ко мне.

– Ты в норме?

– Я в порядке. Все в порядке.

Он схватил меня за руку.

– Скажи мне, что случилось.

– Ничего не случилось.

Он умоляюще смотрел на меня, но мое лицо ничего не выдавало. У меня даже не подрагивала нижняя губа.

– Фил, – сказала мама. – Пошли.

Я последовала за ними в корпус, вверх по лестнице и в маленькую приемную перед кабинетом миссис Джайлз, где сидела уже знакомая мне секретарша. Я надеялась снова увидеть на ее лице улыбку, но та, проигнорировав меня, взмахом руки пригласила нас войти. Рядом со столом миссис Джайлз, расправив плечи и сунув руки в карманы, стоял Стрейн. Мне до боли захотелось спрятаться у него на груди. Будь это возможно, я бы прижалась к нему так крепко, что слилась бы с его телом.

Миссис Джайлз обменялась с моими родителями рукопожатиями. Стрейн тоже протянул руку, и папа ее пожал, но мама села, сделав вид, будто его вообще не существует.

– Думаю, будет лучше, если Ванесса не будет присутствовать при нашем разговоре, – сказала миссис Джайлз. Она посмотрела на Стрейна, и тот быстро кивнул. – Можешь вернуться в приемную.

Она указала на дверь, но я продолжала в упор смотреть на Стрейна. Его волосы выглядели влажными после душа, на нем был галстук и твидовый блейзер. «Он им расскажет, – подумала я. – Сдастся с повинной».

– Не надо, – почти беззвучно сказала я.

– Ванесса, – сказала мама. – Иди.

Встреча продолжалась полчаса. Я знала это, потому что секретарша включила радио – видимо, чтобы я не подслушивала обсуждение в кабинете. «Это ваш перерыв на кофе в два тридцать, – сказал диджей. – Полчаса легких хитов без рекламы». Секретарша подпевала, а я думала, что запомню эти песни навсегда, потому что они звучали в тот момент, когда Стрейн признался и пожертвовал собой ради меня.

По окончании беседы все одновременно вышли из кабинета. Миссис Джайлз и мои родители остановились в приемной, а Стрейн ушел, даже на меня не взглянув. Я увидела мамины раздувающиеся ноздри и расширенные зрачки, папины сжатые губы. Вид у него был такой же, как в день, когда ему пришлось сказать мне, что ночью наша собака умерла.

– Пошли, – взяв меня за руку, сказал он.