Моя темная Ванесса

Она протянула мне второй листок с единственной напечатанной строкой: «Нижеподписавшиеся стороны утверждают, что заявление, сделанное Патриком Мерфи в письме от второго мая две тысячи первого года, полностью не соответствует действительности». Ниже стояли прочерки для двух подписей, моей и Стрейна. Не в состоянии сосредоточиться, я пробежала письмо глазами. Потом подписала бумагу и отдала ее Стрейну, который сделал то же самое. Дело закрыто.

Миссис Джайлз улыбнулась:

– Вот и все. Лучше разбираться с такими вопросами как можно скорее.

Дрожа от облегчения и чувствуя, что меня может стошнить, я встала и направилась к двери. Но миссис Джайлз окликнула меня:

– Ванесса, мне придется позвонить твоим родителям и сообщить им о произошедшем. Так что позвони им вечером, ладно?

К моему горлу подкатила желчь. Об этом я не успела подумать. Конечно, директриса была обязана им позвонить. Я гадала, собирается ли она позвонить нам домой и оставить сообщение на автоответчике или позвонить кому-то из моих родителей на работу – папе в больницу, маме в ее кабинет в страховой компании.

Уходя, я услышала, как миссис Джайлз говорит Стрейну:

– Я дам вам знать, если от вас потребуется что-то еще, но думаю, этого хватит.

Вечером, позвонив домой, я принялась изливать потоки объяснений и дежурных фраз: все в порядке, ничего не происходит, все это абсурд, глупый слух, конечно, это неправда. Родители одновременно говорили в обе трубки.

– Прежде всего тебе надо перестать проводить время с этими учителями, – сказала мама.

С учителями? А что, их было больше чем один? Потом я вспомнила, как на День благодарения солгала, будто с кленовой листвой мои волосы сравнил учитель по политологии.

Папа спросил:

– Хочешь, я приеду и заберу тебя?

– Я хочу знать в подробностях, что именно у тебя там происходит, – добавила мама.

– Нет, – ответила я. – Я в порядке. И ничего не происходит. Все в порядке.

– Если бы тебя кто-то обижал, ты бы нам рассказала, – сказала мама. Оба ждали от меня подтверждения, что да, рассказала бы.

– Конечно, – заверила их я. – Но произошло совсем другое. Ничего не произошло. Как что-то такое могло произойти? Сами знаете, как строго за нами тут следят. Это все вранье Дженни Мерфи. Помните Дженни и как ужасно она со мной поступила?

– Но с чего ей такое выдумывать? Впутывать своего отца? – спросила мама.

Папа сказал:

– Ерунда какая-то.

– Она и мистера Стрейна ненавидит. У нее против него вендетта. Она из тех зазнаек, которые считают, что всем, кто к ним не подлизывается, следует разрушить жизнь.

– Ванесса, мне это не нравится, – сказал папа.

– Все в порядке, – ответила я. – Вы же знаете, что, если бы что-то случилось, я бы вам сказала.

Мы с ним замолчали, ожидая, что скажет мама.

– Год уже почти закончился, – сказала она. – Пожалуй, забирать тебя сейчас бессмысленно. Но, Ванесса, держись подальше от этого учителя, ладно? Если он попытается с тобой заговорить, скажи директрисе.

– Он мой учитель. Он должен иметь возможность со мной говорить.

– Ты знаешь, о чем я, – сказала мама. – Ходи на уроки, а на перемене сразу уходи.

– Да проблема вообще не в нем.

– Ванесса, – рявкнул папа. – Слушай свою мать.

– Я хочу, чтобы ты звонила нам каждый вечер, – сказала мама. – Ровно в шесть тридцать наш телефон должен звонить. Ясно?

Глядя на телевизор в комнате отдыха, где по MTV без звука показывали шипастые волосы и черный лак на ногтях Карсона Дэйли, я промямлила:

– Да, мэм.

Мама вздохнула. Ее бесило, когда я ее так называла.

Стрейн сказал, что нам нужно на время поумерить пыл, учитывать производимое впечатление. Никаких посиделок в его кабинете и часов наедине.

– Даже это рискованно, – сказал он, имея в виду, что я пропустила обед, чтобы провести перерыв у него в классе с широко открытой дверью. Нам требовалось соблюдать осторожность, по крайней мере временно, как бы ни больно ему было находиться вдали от меня.

Но Стрейн был уверен, что скоро все уляжется. Он постоянно повторял это выражение, «все уляжется», будто речь шла о какой-то непогоде. Наступит лето, а с ним – поездки на его универсале, открытые окна, соленый воздух. Он убеждал меня, что к осени все будет забыто. Я не была уверена, что верю ему. Прошла пара дней, и все казалось нормальным, но стоило мне столкнуться с Дженни, как она пронзала меня неприязненным взглядом. Стрейн считал, что она сдалась, потому что перевелась из его класса, но я видела, что она еще злится.

На доске объявлений вывесили список всех колледжей, куда старшеклассники планировали поступать в будущем году. Во время ужина, стоя в очереди за сэндвичами, я заметила, что Дженни с Ханной методично обходят столовую. Дженни держала в руках ручку и блокнот. Возле каждого стола Ханна что-то говорила сидящим там людям, выслушивала их ответы, а затем Дженни делала пометки в блокноте. Также я заметила, как много людей смотрят на меня и как быстро они отводят глаза, чтобы я не поймала их взгляд.

Я вышла из очереди и, проходя по столовой, услышала, как Ханна спрашивает: