Моя тюрчанка

Мне захотелось повалиться на пол, обнять мою милую за ноги и дать волю рыданиям – так, чтобы захлебнуться соленой влагой, обильно текущей из глаз. Я думал: моя девочка – прекрасный, хрупкий, нежный цветок, которому цвести бы за стеклом теплой оранжереи или вовсе под щедрым солнцем, в полном красок и птичьих трелей райской саду. А я сорвал этот цветок, не думая о последствиях. И, спрятав свою добычу за пазуху, пустился на санях в путешествие по заснеженной холодной степи. Пока я еду – что там станется с цветком, который согревает только мое тело?.. Не проберется ли стужа мне под одежду?.. Не свернутся ли, не осыплются ли лепестки моего цветка?.. Самое худшее: моя непроторенная дорога не имеет ни конца, ни цели. Только как на чудо можно надеяться, что издалека нам заблещет огонек, обещая отдых, ужин и ночлег. Но куда вероятнее, что еще раньше нас, как могучий злой дух, настигнет буран. Меня занесет снегом вместе с санями – посреди чистой белой степной равнины вырастет такой же белый сугроб. Когда весной снег и лед растают, случайный бродяга-кочевник обнаружит на месте сугроба до смерти закоченевшего путника с увядшим цветком на груди…

…Пончики были съедены, а зеленый чай выпит. Как ни неохота нам было покидать грязноватый уют бистро и снова оказаться под порошком снега, летящего с неулыбчивых мутно-серых небес, а надо было двигаться в сторону дома. Почти синхронно вздохнув, я и Ширин поднялись из-за столика.

Через час с хвостиком мы входили в квартиру. Дневные дела были закончены: мы съездили в кадровое агентство, где встретились с Юлией Владимировной, и побывали на двух собеседованиях. Только вот все эти телодвижения завершились не в нашу пользу. Я не знал, что и сказать, куда смотреть. Все-таки хорошо, что мы дома. Сейчас на скорую руку поужинаем и пойдем спать. Мы, конечно, не сразу уснем после перипетий дня. Но, лежа в темноте, не надо мучительно подыскивать слова для разговора. Достаточно ощущать тепло тел друг друга. Обнявшись, закроем глаза и будем ждать, когда на нас сойдет благословенный сон.

– Нам нужно проверить кое-что!.. – воскликнула вдруг моя девочка. Глаза ее озарились лихорадочным огнем.

Едва повесив куртку на крючок и сбросив сапожки, любимая прошла в спальню. Еще ничего не поняв, я тоже вылез из уличной одежды и последовал за милой. А Ширин уже включила ноутбук. Когда я сел рядом, она как раз открыла свою электронную почту.

На почте было два новых входящих письма. У одного в отправителях значился «Центральный городской суд», а у второго – прокуратура по округу такому-то. У нас сильнее застучали сердца. Сейчас мы узнаем итог рассмотрения высокими инстанциями наших жалоб на плута Бахрома.

Сначала мы посмотрели письмо от суда. Это был объемистый «кирпич» текста. Но вчитываться в который не было особого смысла. Значение имела единственная фраза, выделенная жирным шрифтом: «К сожалению, ваш иск в работу не принят». Вся остальная «простыня», пестреющая ссылками на статьи законов и подзаконные акты и подробно, хотя и бестолково анализирующая наши претензии к «Мансурову и партнерам», была накатана только в оправдание этого «к сожалению». Честно сказать: судейские чиновнички могли бы так и не стараться. Что мы, маленькие люди, можем противопоставить нежеланию государственных мужей и жен в черных мантиях заниматься нашей проблемой?.. Бедный проситель, снявший шапку перед закрытыми дверьми «высокого» учреждения бессилен перед усатым моржом-привратником, не пустившим несчастного на порог.

Уже ни на что не надеясь, мы открыли письмо от прокуратуры. В прокуратуре предпочли не лить елей и адресовали нам сухой вердикт в несколько слов: «Для возбуждения уголовного дела нет оснований. За защитой своих законных интересов вы можете обратиться в суд». Наверное, это и называется «посылать от Понтия к Пилату»: важные господа из прокуратуры советуют нам идти со своими жалобами в суд, который уже наплевал на нас с высоты церковной колокольни. Тут в пору было рассмеяться нерадостным, глухим, кашляющим, обрывистым смехом. Нет, нечего даже и соваться в прокуратуру, суды и в самый жалкий полицейский участок, если тебе не по средствам нанять вертлявого ушлого адвоката. В государственных инстанциях действует негласный имущественный ценз: если ты вынужден сам выступать на слушаниях, писать заявления и ходатайства, а не доверяешь все это наемному юристу, о тебя только вытрут ноги, а бумажки твои спустят в унитаз. Да уж, и в самом деле – и смех, и грех.

Но я не смеялся. Я с тревогой смотрел на Ширин. Она столько энергии, времени и нервов убила, пока писала иск в суд и обращение в прокуратуру. Отказывалась идти спать, не закончив оба текста. С красными воспаленными глазами, с растрепавшимися косами, с бледным лицом, взбадривая и разогревая себя горячим кофе, моя девочка стучала и стучала тоненькими пальчиками по клавиатуре; так, будто от этого зависели наши жизни. Как же теперь почувствует себя моя звездочка, когда весь труд оказался напрасным?..