Моя тюрчанка

Наконец – третье видение. Самое незамысловатое, но и самое манящее. Уютно обставленная квартирка. С просторными и светлыми – не захламленными – комнатами. На подоконнике – кактус в горшке и еще какое-то растение с пунцовыми цветами. На кухне свистит, пуская пар, наполовину стеклянный электрочайник; как бы «сообщает»: вода вскипела. А в спальне, на краю постели, сидит Ширин. И на руках у моей милой щекастый, завернутый в пеленки, младенчик. Это – наш ребенок. Аппетитно причмокивая, дитятко сосет молочко из правой груди молодой мамочки. Я захожу в спальню и спрашиваю Ширин: «Дорогая, тебе налить кофе?». Моя любимая нежно улыбается и отвечает: «Хорошо. Налей. Я только покормлю дочку, тогда и сама попью».

Какое это, наверное, блаженство, какая радость – заварить кофе красавице-жене, которая поит своим молоком вашу дочурку!.. Почему я могу видеть такое только в фантазиях?.. Почему?.. Почему?.. Почему?..

– Пришли, – сказала моя красавица.

– А?.. – не понял я, только-только вынырнувший из океана образов и сумбурных размышлений.

Перед нами была решетчатая калитка с домофоном. На синей табличке красовались трехглавый орел с государственного герба и надпись выпуклыми буквами и цифрами: «Полицейский участок № 1984». Моя девочка нажала на домофоне кнопку «колокольчик».

– Да?.. – раздался из домофона недружелюбный хриплый голос.

– Мы пришли написать заявление на вора, – не без дрожи, но решительно ответила моя милая.

– Открываю!.. – произнес хриплый голос. Раздался пикающий звук, уведомляющий, что калитка разблокирована.

Пройдя за калитку, мы через несколько метров попали на КПП с турникетом. Здесь топтался хмурый автоматчик, а еще один, староватый на вид, полицай сидел за стеклом. Автоматчик был еще и с ручным металлоискателем, которым нас и просканировал. А полицейскому дедушке мы предъявили документы.

– Нерусская – да?.. – полюбопытствовал старикашка, бараном пялясь на голубой паспорт и на визу Ширин. – Западный Туркестан?.. Я, девочка, и на глобусе твою страну не найду.

– Видимо, в школе вы плохо учили географию, – резко ответила моя милая.

Я прикусил язык, пораженный дерзостью Ширин. Как моя девочка не боится ткнуть носом в грязь невежественного полисмена?.. Среднестатистический обыватель избегает вневедомственной охраны не меньше, чем мафии. Что уж говорить о том, какой страх полиция внушает «не славянам» и «не гражданам». В выпуски теленовостей иногда просачиваются сюжеты: пьяные «блюстители порядка» отобрали у парня-гастарбайтера только что полученную зарплату и сломали бедолаге обе руки; девушку иранской наружности прямо в участке насиловали двадцать полицейских…

Но старый жандарм за стеклом был изумлен смелостью моей милой не меньше, чем я. Моя девочка, как ловким приемом из айкидо, уложила полуграмотного полицая на обе лопатки. Дедку в униформе только и оставалось, что безропотно вернуть нам документы. Автоматчик недовольно хрюкнул, пропуская нас за турникет. Ширин прошла с гордо поднятой головой –точь-в-точь величественная львица. А я – рассеянный и слабый – последовал за моей милой, как увенчанный кисточкой львиный хвост.

Узкий коридор вывел нас в помещение дежурной службы. Здесь стояли стул и стол; на столе лежала ручка. А за стеклом, как в аквариуме, сидел насупленный оперативный дежурный. Для сообщения «аквариума» с внешним миром была приспособлена выдвигающаяся и задвигающаяся ячейка.

– Здравствуйте, – сказала моя девочка, подойдя к «аквариуму».

– Какой у вас вопрос?.. – не отвечая на приветствие, спросил мрачный филин-дежурный.

– Мы пришли написать заявление на афериста, – твердым голосом объяснила Ширин.

– Ой ты, господи, господи!.. – завздыхал полицейский. Он был похож на усталую мамашу, которую дочка замучила просьбами купить куклу или конфету. – Сколько вас тут жалобщиков приходит!.. Вы не представляете себе, девушка!.. Может – вы загляните к нам послезавтра?..

Губы моей милой чуть дрогнули. Но она, с прежней решимостью, сказала:

– Извините, но мы хотели бы написать заявление сейчас.

Дежурный с шумом выпустил воздух из легких – так, будто мы попросили в займы баснословную сумму денег. Толкнул в нашу сторону ячейку, в которую положил бланк для заявления. Ширин взяла бланк, села за стол, вооружилась ручкой и начала писать. Через плечо моей девочки я смотрел, как на белую бумагу ложатся ровные строки. Глаза моей любимой сверкали. Она была возбуждена и даже, как будто пьяна, как поэт, записывающий свою балладу. Ноздри у моей милой раздувались. Она напоминала еще и львицу перед смертоносным прыжком.

Ширин обстоятельно излагала историю наших взаимоотношений с Бахромом. Написала, как тот обещал нам помочь в поисках работы, и как мы уплатили деньги вперед. Как он посулил трудоустройство в кошачий питомник, но потом сказал: место, мол, занято. Бессмысленная поездка на Лиственную улицу, последующее многодневное молчание пройдохи Мансурова – обо всем моя девочка рассказывала подробно. Точно не заявление в полицию составляла, а синопсис романа о нашей бурной жизни.