Моя война. Писатель в окопах: война глазами солдата

Я недавно побывал в Латинской Америке, в Колумбии. Специально с этой точки зрения смотрел на колумбийцев. Это древний народ, это древняя культура. Истинная, крепкая культура! Какие бы потрясения они не переживали, какие перевороты, какой строй… Был как раз в Колумбии период после очередного военного переворота. Ну и что? Переворот за переворотом, а народ как жил, так и живет своей жизнью, народ, который, кстати, не позволил массовой культуре в себя влиться.

Смотрите, массовой культурой поражены американцы и русские. Теперь этот мусор культурный прежде всего рождают американцы, рождаем мы. И настолько много рождаем, что национальная наша русская культура вообще оказалась на задворках. Давно настала пора её не просто беречь, но спасать. Спасать! А как мы будем её спасать, если у нас нет единства никакого. Кстати, единство – это не значит кого-то призывать: вот, встанем в строй, пойдем, пойдем. Настоящее единство – это когда, допустим, перуанцы или колумбийцы настолько уверены в себе, устойчивы, настолько в крови у них своя собственная культура, что они не дозволяют её разбавлять. Не то что не дозволяют, а это противоестественно. Вот что. Массовая культура не может их разложить. Наоборот, вбирая эту массовую культуру, они сами отделяют элементы своих, скажем, танцев. Это в искаженном виде возвращается в ту же Америку. Выходит, что они ещё как бы обогащают бесплодную и кичливую массовую культуру. Надо особо сказать, в Колумбии страшно ненавидят американцев. Во всей Южной Америке огромная и нескрываемая ненависть к американцам. В Колумбии их просто держат под крышей, не выпускают.

О своем же народе мне говорить больно, потому что это народ, как сказал мой друг Валентин Курбатов, – народ с дремлющим разумом. А что может дремлющий разум? Даже те семь процентов разума, которые, как полагают, действуют в человеке, включены у нас, русских, на 1,5–2 оборота, так сказать. Народ наш не хочет думать… Простите, о каком возрождении говорить, если вот есть капелька культурных людей в стране, и они всех раздражают, как соринка, как бревно в глазу. Их готовы сожрать, смешать с грязью. Свои гауляйтеры, выращенные здесь, готовы расправиться со всеми, кто не так думает, как они, а они не способны думать и не научены, они сами подчиняются тем, кто выше их.

Вот он, этот самый наш так называемый патриотизм и так называемый шовинизм. Нет у нас ни того, ни другого. Просто есть люди, которые искренне болеют целеустремленными национальными чувствами. Вот их-то, на всякий случай, обвиняют в национализме, в шовинизме. Какой там шовинизм, господи помилуй. Вот вы сейчас опросите глубинную Россию, что такое «шовинист», и люди в глубинке чистосердечно подумают, что это «говночист». Они даже не знают значения этого слова. Что там… Дремлющий разум…

При общей вроде грамотности оказались поверхностным, малокультурным, издергавшимся народом. Одни терпят, другие выслуживаются. Иного выведут на дорогу, дадут палочку ГАИ, так он за три дня изобьет своих братьев, засудит, засадит. Смотрите, сейчас вот эти наши «неформалы», которым сам бог велел появиться, обнажили среди народа и у властей то самое подлое состояние, что было в тридцатых годах во время коллективизации и во время массовых репрессий. Те же методы устрашения, та же демагогия: «Кто не с нами, тот против нас!», «Они сеют нездоровые отношения…». Да скажи сейчас, что вот эта интеллигенция ваша, эти толстопузые, как вот я, например, ваше мясо съели, они на первых фонарях нас развесят. Ничего не изменилось. Напротив, появилось агрессивное зло. Вот значит, у вас два ковра, а у меня один, у него две с половиной комнаты, одна изолированная, а у меня не изолированная… Задавят. За что угодно задавят. Какая это нация, какой народ? Хоть мы его и славим, прославляем. Мы его уже любим как больное что-то, изможденное, как что-то само себя затравившее, изжившее. И дальше всё идет к тому, что от этого народа ничего не останется. Переселившись из деревни в город, он на асфальте совсем одичал – это все видят. Он в своем культурном движении нисколько не продвинулся. Более того, утратил корни и культуру. Утратил даже ту, кондовую, исконную культуру. Пусть она зовется примитивной – она у него была, и нового ничего не приобрел.

– И все-таки на русских ещё большая надежда, Виктор Петрович, если вспомним, как, например, в Новгороде, на празднике славянской письменности и культуры, к известным русским писателям подходили писатели-армяне: помогите нашему народу, мы в беде. Значит надеются, раз просят о помощи. Я читал ходившее по рукам обращение армян. Знаем, что они обращались к вам лично.