Я пожала плечами и опустила голову. Мне было все равно, на кого я похожа. Мне бы заснуть и не просыпаться. Но я не могла подвести друга, он так старался, чтобы я жила и мучилась. Он добрый. «Вот дура, – отругала я себя. – Не смей так думать и не заставляй мучиться других».
– И все же, – упрямилась я, – у меня все в порядке, просто захотелось хорошенько выспаться. И не нужно больше ничего придумывать и додумывать. Ясно? Это ты меня чуть не утопил.
– Я? Тебя? Так значит это я во всем виноват? Нахалка. – закричал Петр. – Я тебя поил.
– Это ты называешь – поил? Я чуть не утонула. Это надо же такое: не умереть от таблеток, но при этом умудриться утонуть в стакане воды? Спасибо, что спас меня. Тебе нужно вручить медаль за спасение утопающего.
Последние слова я проговорила смеясь под хохот Петра. Мы смеялись оба и с трудом остановились.
– Мне все ясно, – ухмыльнулся Петр. – Ты видела себя в зеркале? У тебя сейчас вид человека, измученного морской болезнью. Если бы я не увидел свет в окне, то была бы ты сейчас спящей красавицей. Как там у Пушкина: «Гроб качается хрустальный на цепях между столбов. Не видать ничьих следов вкруг того пустого места; в том гробу твоя невеста», и дальше королевич зарыдал… – и Петр захныкал, изображая плачущего королевича.
Надо же, самонадеянный нахал, он вообразил себя королевичем и еще издевается надо мой. А я такая жалкая и несчастная, и мне нужны нежность и сочувствие друга.
– С невестой непривлекательного вида – в кавычках – все понятно, но вот кто же у нас королевич? Хотелось бы, чтобы он был привлекательным. А так сказка у нас получается не очень привлекательной. Я бы сказала даже страшной, как наша невеста.
Я попыталась пошутить, но сделала только хуже.
– Ну конечно. Королевич у нас что надо, но это не твой… этот… как его…
– …козел, – снова подсказала я. – Пора уже запомнить.
– Правильно, козел. Молодец. Спасибо за подсказку.
У Петра потемнели глаза, став синими, как омут, и хотелось туда опуститься и забыться. Уставившись на меня, он зло проговорил:
– Он что, не понимал, в каком ты состоянии? Как можно было тебя оставить одну и уехать? Какого черта он смылся? У него что, глаз не было? Или вместо них у него только одни…
Последнее слово у него только чудом не слетело с губ. Он уже начал меня бесить. Я понимала, что это делается намеренно. Он сознательно делал мне больно, но зачем?
– Тебе обязательно об этом говорить? – с обидой, чуть не плача, проговорила я.
– Об этом? Это о чем? – Петр ехидно улыбался. – О том, что ты хотела упорхнуть из этого прекрасного мира? Умереть? Не просыпаться по утрам? Лениться и не работать? Бросить своего друга на произвол его судьбы? Не быть ему опорой и нянькой в этом ужасно прекрасном мире? Об этом я не должен говорить?
У меня внутри все клокотало. Никогда не слышала, чтобы Петр так злился. Я была поражена.
– Да перестань ты, наконец, повторять это, – я сжала кулаки. – Господи боже мой. Я просто приняла снотворное, чтобы выспаться, и все. Все-все. Ты понял?
Петр схватил меня за руку и больно дернул. Я не ожидала, что он так разозлится. Вскочив, он стал метаться по кухне, затем остановился напротив меня, сверля взглядом своих голубых глаз.
– Как он тебя бросил? Давай рассказывай, – на этот раз его голос прозвучал так неожиданно спокойно и сочувственно, что я даже опешила.
– Ну, – я пожала плечами. – Рассказывать, в общем-то, нечего. Так получилось, что утром, за завтраком, я ему сказала, что нам лучше расстаться. Вот и все.
– Как все? – Петр оторопел. – Ты ведь сказала, что он тебя бросил?
– Именно так я и сказала, и именно так он и сделал, – поймав его непонимающий взгляд, добавила: – Я сказала, а он не возражал, а даже поддержал меня. Вот, в общем-то, и все. А затем сел в такси и уехал в аэропорт, на прощание сказав, что мне позвонит.
Я развела руками:
– Вот так он меня и бросил.
Подробнее рассказать у меня тогда просто не было сил. Снова все это переживать? «О нет! Только не сегодня», – подумала я.
– Скорее это ты его бросила, – пробормотал Петр шутливым тоном.