– Страшно быть трусом. В детстве я боялся даже на улицу один выходить.
– Не может быть! Я думала, ты потому и профессию выбрал столь героическую, что тебе никогда не бывает страшно.
– Так я – герой твоего романа?
Теплый взгляд с лукавинкой, затаившаяся в уголках губ улыбка. Софью захлестнула волна нежности.
Ах, как же она его любит! Даже скрывать не хочется.
– Не герой, а любимый мужчина.
– А героем ты меня, значит, не считаешь?
– И героем считаю, и самым умным, и самым смелым. А еще единственным и неповторимым.
– Правильно делаешь, – он легонько коснулся губами ее губ. – Я тебя не разочарую.
– Не сомневаюсь. Поэтому хочется узнать о тебе как можно больше.
– Зачем? Пытаешься найти доказательства правильности своего выбора? Или, наоборот, выявить мои недостатки? Разве тебе неизвестно, что если слишком упорно ищешь, в конце концов, и находишь? Вот только не то, что искала. Какая ты у меня еще глупенькая. Слушай, а может, тебе не дают покоя глубинные инстинкты сыщика? – Он потерся носом о ее нос. – И ты уже своим хорошеньким носиком чувствуешь, что взяла верный след? Неужели ты даже с любимым мужчиной не в состоянии расслабиться?
– Зачем? Ты для меня словно закрытая дверь, которую ужасно хочется приоткрыть. Или хотя бы подглядеть в замочную скважину.
– А не испугаешься?
– Я тебе заранее прощаю все, что ты натворил в прошлых жизнях, когда меня не было рядом.
– Щедро. Думаешь, если бы ты оказалась рядом, натворил гораздо меньше? Что ж, может быть. – Он откинулся на подушку. – Ты смелая, решительная. И дочь наверняка воспитываешь такой же.
– Опоздала я с ее воспитанием. Да и не нуждается она в нем, так как родилась умненькой. Поэтому еще неизвестно, кто кого учит уму-разуму. Скорее, Настена меня. Ну пожалуйста, расскажи о себе. Только то, что хочется. Знаешь, как в поезде. Незнакомому человеку выкладываешь всю подноготную о себе. Ведь ты с ним больше никогда не встретишься. А выговориться порой так хочется. Можешь даже немного приврать для красного словца.
– Мы не в поезде. Более того, пытаемся строить отношения.
– Вот и хорошо. Тогда и присочинить о себе не грех, чтобы выглядеть в моих глазах этаким везунчиком, которому можно и позавидовать. Хотя некоторые рассказывают о себе для того, чтобы их пожалели, посочувствовали. Но это не про меня. Я не люблю кому-то жаловаться и точно знаю, что, жалуясь, человек только усугубляет проблемы. Пусть лучше мне завидуют. Иначе что у тебя за жизнь, если тебе никто не завидует, – даже подумать страшно.
– Вот как! Значит, и тебе бывает страшно? А я думал, ты ужасно отважная, раз за такую работу взялась.
– Да какой там! Такая же трусиха, как и все женщины. Хотя считаю, что страх – самая нормальная человеческая эмоция. Он есть во всех без исключения. Просто каждый борется с ним по-своему. Недаром же говорят, что у всякого своя виселица.
– Какая еще виселица?
– Которую боится каждый. Но если потакать страху, он и в судьбу может превратиться. Иногда мне кажется, что страх похож на змею, которая корчится в человеке, словно пытается сбросить кожу. Но не всем это удается.
– Вот напридумывала: то виселица, то змея. С тобой не соскучишься.
– На то я и женщина, чтобы что-то выдумывать. Я всегда была бойкой. Да и теперь унывать не собираюсь. Иначе жизнь покажется однообразной, пресной, безрадостной. Надо же себя как-то поддерживать, чтобы с тоски не помереть.
– Тебе это не грозит. Теперь ясно, почему ты в сыщики подалась. И в этом мы с тобой похожи. Моя жизнь также состоит из крайностей. Но так было не всегда. Нет ни дня на памяти, чтобы я когда-нибудь в детстве был счастлив. Мама так боялась радоваться чему бы то ни было, опасаясь сглазить или навлечь беду, что даже от хорошего ожидала дурного. А если не ждешь от жизни ничего хорошего, то ничего хорошего и не дождешься. Сколько себя помню, мама верила только в плохое, которое непременно вот-вот произойдет. И надо признать: плохое ни разу не обмануло. Причем нас обоих. Мы жили бедно, с оглядкой на то, что скажут соседи, знакомые или совершенно посторонние нам люди. Хотя никому до нас не было никакого дела. Отец сбежал от угрюмой матери, как только встретил жизнерадостную хохотушку. Он понял, что есть другая жизнь, с радостью и надеждой на будущее. Мама возненавидела его и внушила эту ненависть мне. Ненависть и страх перед жизнью. Трусливее себя в детстве я не встречал никого. Я так устал от всех ее… от наших страхов, что также сбежал из дома.
– И как твоя мама это пережила?