Моя жизнь

Нассбаум в смятении предсказывал, что, кого бы ни назначили независимым прокурором, он будет разочарован, когда ничего не обнаружит, и продолжит расширять расследование до тех пор, пока не найдет кого-то, с кем я был знаком и кто повинен в каком-либо правонарушении. Берни сказал, что, если, по моему мнению, я должен сделать больше, нам следует предоставить документы прессе и даже выступить с предложением о моем выступлении в сенатском Комитете по судопроизводству. Стефанопулос считал, что это очень неудачная идея, поскольку она привлечет повышенное внимание. Он подчеркнул, что Рино назначит независимого прокурора, это удовлетворит прессу, и через несколько месяцев все закончится. Нассбаум не согласился с ним, заявив, что, если Конгресс примет новый закон о независимом прокуроре и я его подпишу, как и обещал, судьи Апелляционного суда Вашингтона, округ Колумбия, назначат нового прокурора, и все начнется сначала. Джордж рассердился, назвал Берни параноиком и сказал, что этого не будет никогда. Берни знал, что председатель Верховного суда США Ренквист назначит комитет, в котором главенствующие позиции будут занимать консервативные республиканцы. Он нервно рассмеялся в ответ на вспышку Джорджа и сказал, что шансы на назначение второго прокурора составляют, возможно, только пятьдесят на пятьдесят.

После дальнейшего обсуждения этого вопроса я поговорил только с Хиллари и Дэвидом Кендаллом. Я сказал им, что, по моему мнению, мы должны согласиться с общим мнением сотрудников, не являющихся юристами, о необходимости назначения независимого прокурора. В конце концов, мне нечего скрывать, и вся эта шумиха отвлекает внимание Конгресса и страны от более важных задач, стоящих перед нами. На следующий день Белый дом обратился к Джанет Рино с просьбой назначить независимого прокурора. Хотя я говорил о своей готовности это пережить, пройти через то, что произошло потом, оказалось очень трудно.

Это решение оказалось худшим из всех принятых мною за все время пребывания на посту президента. Оно было ошибочным по сути, ошибочным с точки зрения закона, ошибочным политически, ошибочным по отношению к институту президентства и Конституции. Возможно, я принял его, потому что был совершенно измотан и тяжело переживал смерть мамы; мне приходилось собирать все силы, чтобы просто делать ту работу, выполнением которой должен был заняться после ее похорон. Мне следовало просто обнародовать документы, противиться назначению независимого прокурора, предоставить самую исчерпывающую информацию всем демократам, которые хотели этого, и обратиться к ним с просьбой о поддержке. Безусловно, это могло и не изменить ситуацию. В тот момент меня это не тревожило, потому что я знал, что не нарушил никаких законов, и все еще верил в желание прессы докопаться до истины.

Через неделю Джанет Рино назначила Роберта Фиска, республиканца, бывшего прокурора из Нью-Йорка, который должен был своевременно завершить расследование за оставленный ему срок. Конечно, Фиску не дали закончить эту работу, однако я забегаю вперед. В тот момент согласие на назначение независимого прокурора можно было сравнить с приемом аспирина в случае простуды; оно принесло лишь временное облегчение. Исключительно временное.

По пути домой из России, после краткой остановки в Беларуси, я вылетел в Женеву на мою первую встречу с президентом Сирии Асадом. Он был безжалостным, но одаренным человеком, который, чтобы преподать урок своим противникам, некогда стер с лица земли целую деревню. Из-за поддержки, оказываемой им террористическим организациям на Ближнем Востоке, Сирия была изолирована от США. Асад редко покидал свою страну, и в тех случаях, когда это происходило, он почти всегда прибывал в Женеву, чтобы встретиться с иностранными лидерами. Во время нашей встречи на меня произвели впечатление его ум и то, что он абсолютно точно помнил все детали событий, произошедших более двадцати лет назад. Асад был известен как человек, любивший длительные встречи, которые могли продолжаться по шесть-семь часов без перерыва. Я же, напротив, устал, и мне нужно было выпить кофе, чаю или воды, чтобы не заснуть.

К счастью, встреча продолжалась всего несколько часов, и в результате нашей дискуссии мы добились двух результатов, на которые я рассчитывал: Асад впервые недвусмысленно заявил, что готов установить мир и нормальные отношения с Израилем, а Сирия обязуется вывести все свои войска из Ливана и уважать его независимость после достижения всеобъемлющего мира на Ближнем Востоке. Я знал, что не только симпатия ко мне лично стала залогом успеха на этой встрече. Асад получал от бывшего Советского Союза большую экономическую помощь; теперь она прекратилась, поэтому ему было необходимо установить контакты с Западом. Для этого Асаду следовало перестать поддерживать терроризм в регионе, что было бы легко сделать, если бы он заключил соглашение с Израилем, в соответствии с которым тот вернул бы Сирии Голанские высоты, потерянные ею во время войны 1967 года.