Моя жизнь

Через три дня после возвращения домой я наложил вето на проект закона «О реформе судебных разбирательств по частным ценным бумагам», поскольку, по моему мнению, он заходил слишком далеко, ограничивая возможности обращения в суд наших безвинно пострадавших инвесторов, ставших жертвами мошенничества на фондовом рынке. Конгресс преодолел мое вето, но в 2001 году, когда произошли скандалы с компаниями Enron и WorldCom, я еще раз убедился в том, что поступил тогда правильно. Я наложил вето на очередной вариант бюджета, предложенный республиканцами. Они внесли в бюджет некоторые изменения и включили в него финансирование своего закона о реформе социального обеспечения, чтобы мне труднее было наложить на него вето. В то же время проект предусматривал сокращение расходов на здравоохранение и образование и повышение налогов для низкооплачиваемых наемных работников, отмену ограничений для пенсионных фондов, не позволяющих им использовать деньги пенсионеров на другие, не связанные с выплатой пенсий, цели, — причем всего через год после того, как демократическое большинство в Конгрессе добилось стабилизации американской пенсионной системы.

На следующий год я представил собственный план достижения бездефицитного сбалансированного бюджета за семь лет. Республиканцы отвергли его, так как он не отражал их оценок будущих доходов и расходов. За семь лет нам нужно было ликвидировать дефицит в 300 миллиардов долларов, что было вполне реально при размере годового бюджета в 1,6 триллиона долларов. Я был уверен, что мы в конце концов достигнем соглашения, даже если для этого вновь потребуется приостановить работу правительства.

В середине месяца, впервые после своего вступления в должность премьер-министра, в США приехал Шимон Перес. Во время нашей встречи он вновь подтвердил намерение Израиля к Рождеству вернуть палестинцам контроль над сектором Газа, Иерихоном, другими крупными городами и 450 деревнями на западном берегу реки Иордан, а также освободить в связи с приближающимися выборами в Израиле по крайней мере тысячу заключенных-палестинцев. Кроме того, мы обсудили вопрос взаимоотношений Израиля с Сирией, и я, обнадеженный тем, что сказал мне Шимон, позвонил президенту Асаду и попросил его встретиться с Уорреном Кристофером.

Четырнадцатого декабря я на один день вылетел в Париж для официального подписания соглашения об окончании войны в Боснии. Я встретился с президентами Боснии, Хорватии и Сербии и вместе с ними был приглашен Жаком Шираком на официальный обед, который проходил в Елисейском дворце. Слободан Милошевич сидел напротив меня, и мы с ним довольно долго разговаривали. Он оказался умным собеседником, четко излагавшим свои мысли и довольно искренним, но такого холодного взгляда я не видел больше ни у одного человека. Кроме того, он был параноиком, поскольку, по его словам, покушение на Рабина стало результатом предательства кого-то из его охраны. Затем он сказал, что всем было известно, что то же самое произошло и с президентом Кеннеди, и добавил, что нам, американцам, «удалось это скрыть». После этого меня уже нисколько не удивляла его поддержка убийств и насилия в Боснии, а кроме того, у меня было ощущение, что совсем скоро мне придется вновь с ним столкнуться.

Когда я вернулся домой, к «бюджетной войне», республиканцы вновь парализовали работу правительства, и, несмотря на приближение Рождества, у меня совсем не было ощущения близкого праздника. Правда, когда я увидел Челси танцующей в «Щелкунчике», настроение у меня значительно улучшилось. Правительственный кризис был все же не настолько серьезным, как в прошлый раз, поскольку 500 тысяч федеральных служащих, чья работа была признана «необходимой», продолжали выполнять свои обязанности бесплатно до возобновления финансирования деятельности правительства. Однако выплата пособий ветеранам и детям из малообеспеченных семей не производилась. Хороший «рождественский подарок» американскому народу!