Моя жизнь

Немножко устроившись, мы стали осматриваться вокруг. Институт в 1937 году был почти целиком уничтожен. На смену пришли люди совсем другого склада. Многие из ВЦСПС и других правительственных организаций. Среди них были талантливые люди. С одним из них Леня подружился – Пашерстником. Он был не в линии и понимал обстановку. Война еще унесла многих талантливых людей. Вновь пришедшие люди, без лести преданные Сталину в свое время, быстренько перестраивались. Леню они в основном считали «не нашим человеком». Вкоренившись в жизнь науки, «вождизм» продолжал процветать. Об этом я напишу потом. Общее же положение общества описывать не по моим силам. Если вы не читали Окуджаву «Путешествие дилетантов» (Дружба народов, № 7 и 8 за 1978 г.), прочтите. Описывается общество через двадцать лет после 14 декабря 1825 года. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов убиты, и всюду все выдающееся уничтожено. Обязательно прочтите. У Лени не осталось ни одного друга или хорошего знакомого из прежних. Один из его бывших аспирантов подарил ему свое двухтомное сочинение с надписью «Дорогому учителю, любимому и т. д.». Принес Леня его домой, посмотрел, а там чуть не на каждой странице «известный враг народа Гинцбург». Настолько абстрактно выдуманная фигура «вредителя» Гинцбурга не вязалась с реальным Леней, что автор искренне не увязывал их в одно и подарил Лене эту книгу.

Пошли мы с Леней в Юридическое издательство, куда еще из Енисейска послали книгу «Отпуска», которую Пашерстник оценил как такую замечательную, что я, как автор, могла бы по ней защитить кандидатскую диссертацию. Пришли мы с Леней, я как автор, Леня как сопровождающий. В комнате сидели две редакторши – молодые женщины с локонами по плечам, к ним то и дело подбегали, согнувшись в три погибели, авторы и шептали им что-то на уши. «Отпусками» занимался еще один редактор, очень «сурьезный» молодой человек. Они все мигом сообразили, кто истинный автор. У них затряслись коленки от общения с таким автором, как Леня, и молодой человек очень строго ему сказал: «Я из‐за вашей книги три раза перечел учебник Александрова[137] (это «вождь» в науке трудового права) по трудовому праву. В вашей книге так много нового, чего нет в учебнике, что мы отказываемся печатать вашу книгу». Аргументация была столь убийственно неопровержима, что мы встали и молча ушли. Лене стал понятен иронический термин «перелопачивание». Таких книг выходило сотни, «перелопачивающих» идеи, одобренные «вождем», и ни на шаг дальше. А как же наука? А так же, как все другое, топталась на месте. Вспоминаю один случай, который был много позже, но по смыслу подходит. Леня, уже «маститый», сдал в Юриздат которую-то книгу в печать. И редактор отказался ее принять в какой-то части. Дело дошло до скандала и разбиралось у директора издательства Юзбашева. Редакция цитировала Александрова в доказательство недоброкачественности Лениной работы. Леня по вечной своей наивности пытался доказать логически, по существу. Но что все это значит против «цитаты»? Леня пришел домой расстроенный. Я ему говорю: «Зачем рассуждаешь с ними – борись их же оружием, найди подходящие, хотя бы косвенно, цитаты из Ленина или Маркса». Это было нетрудно, так как память у него была прекрасная, а Маркса и Ленина он знал по существу и ему легко было вспомнить, где можно найти что-нибудь подходящее. И вот Леня является к Юзбашеву, вызывают эту редакторшу. Она надменно и высокомерно является. Леня читает ей цитаты – она убита. Его вождь выше ее вождя. Юзбашев, умный человек, был внутренне на стороне Лени, но не хотел связываться со своей ретивой сотрудницей. Книга прошла без поправок редактора. Курьез? Курьез, но сколько нервов. Я стараюсь писать предельно правдиво.

Никого из друзей нашей молодости мы не нашли: Старосельского, Патушинского, Шкундина, Фридлянда, Пашуканиса не было в живых. Нашими друзьями стали несколько позже уже другие люди: по линии Якова Старосельского – его бывшая жена Зина, ее сестра Юля и ее муж А. П. Мацкин – театровед; Д. В. Швейцер – бывший прокурор по гражданским делам; Лев Ильич Ратнер – отсидевший свои семнадцать лет работник Института государства и права, до посадки не то директор Института красной профессуры, не то еще какая-то большая фигура, а сейчас – в информационном отделе института. Обо всех друзьях я потом напишу. Скажу только о Пашерстнике, так как он был Лениным другом по работе. Как только Леня приехал и они встретились, сразу же сдружились. Пашерстник пошел в науку из ВЦСПС. Про себя он говорил: «На безрыбье и рак рыба». Это не было правдой, он был талантливый человек. Леню он всячески поддерживал и первое время был лоцманом в мире научных отношений, вернее отношений ученых друг к другу.