Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938

Трагедия России и, косвенным образом, революционного движения вообще началась, когда террор стал скорее заведенной привычкой, нежели актом самообороны. Еще до того как я покинула Россию, я пришла к заключению, что ее вожди слишком быстро привыкли идти по пути наименьшего сопротивления, истребляя оппозицию в любой форме. (Когда пару раз я высказала это мнение в беседе с некоторыми русскими большевиками, они посмотрели на меня, как будто я упала сюда с другой планеты.) Путь наименьшего сопротивления очень легко может превратиться в ловушку, и цена, заплаченная за него, может в конечном счете подняться слишком высоко. Безусловно, именно так и произошло в России. Суды и казни прошедших двух лет, опозорившие не только Россию, но и все революционное движение, в памяти человечества могут затмить колоссальные социальные и технические достижения революции. Эти преступления начались не со Сталина. Они являются звеньями цепи, которую выковали к 1920 году. Они были присущи методам большевиков – методам, которые Сталин лишь раздул до невероятных размеров и использовал в своих собственных, далеких от революции, целях. Пока я находилась в России, я вмешивалась, когда и где только можно было, чтобы спасти невинные жертвы этих методов как в буржуазной среде, так и среди рабочего класса. Даже в 1918 году я была убеждена, что если принесение в жертву человеческой жизни иногда является трагической необходимостью, чтобы спасти гораздо большее количество жизней, то каждая капля крови, каждая слеза, которую можно было бы сберечь, является позором для тех, кто несет за нее ответственность. Я не первая, кто говорит такие вещи, но я пишу об этом, опираясь на свой собственный опыт, кровью своего сердца.

Когда я возвратилась в Москву из Стокгольма, Ленин еще выздоравливал в подмосковном доме, известном только его самым близким товарищам. Когда я сошла с поезда на вокзале, мне сказали, что он хочет видеть меня немедленно. Мне не нужно было объяснять почему. Он хотел услышать самые свежие новости с Запада. И хотя армиям большевиков удалось приостановить наступление интервентов – чехов в Сибири, англичан в Архангельске и белых генералов, финансируемых союзниками, на востоке и юге, – Ленин полностью осознавал, что оборона и укрепление советского строя в значительной степени зависит от сопротивления интервенции и развития революционных настроений среди рабочих в остальных частях мира. Опыт последующих двадцати месяцев доказал, насколько он был прав. Многие злоупотребления и отклонения советской власти в этот начальный период происходили из-за того, что революция началась в экономически отсталой стране и не получила тогда поддержку своих классовых союзников в более развитых странах мира. Русский народ был вынужден направить все свои ресурсы на защиту, а не на восстановление страны, потому что рабочие других государств не обладали достаточным классовым самосознанием и не были в достаточной степени организованными, чтобы нанести поражение сторонникам интервенции в своих собственных странах и предотвратить последующую блокаду, которая завершила трагическую изоляцию революции в ее самые критические годы. В этот период развилась жестокость методов большевиков, которая, в свою очередь, деморализовала и отвратила от революции революционное движение во всем мире, а позднее усилила эту изоляцию и, наконец, привела к новому витку злоупотреблений и репрессий, к победе русского национализма и зависимости от военных и дипломатических союзов с целью получения защиты и помощи. В этом порочном круге отразилась ирония истории.

Машину, которая мчала меня через Москву и за город, вел бывший шофер царя. Его, очевидно, проинструктировали обгонять любую машину, которая может попытаться преследовать нас, и мы неслись на головокружительной скорости. Когда мы прибыли в пункт назначения, Ленин сидел на балконе и грелся на солнышке. При виде его и от мысли, насколько близок он был к смерти, меня охватило волнение, и я молча обняла его. С ним была Крупская, и я подумала, насколько старше и более измученной она выглядела с тех пор, как я последний раз ее видела. Напряжение прошедших нескольких месяцев гораздо тяжелее сказалось на ней, чем на ее муже.