Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Я встретился с упомянутыми джентльменами, но безрезультатно. Оба холодно приветствовали меня и заявили, что собрать митинг в Калькутте весьма непросто, а если что-то и можно сделать, то это будет зависеть от Сурендранатха Банерджи.

Моя задача постепенно становилась все более сложной. Я сходил в редакцию газеты «Амрита базар патрика». Джентльмен, с которым я там встретился, принял меня за вечного странника. В редакции газеты «Бангабаси» со мной поступили еще хуже. Редактор заставил меня прождать битый час. Посетителей было много, но он едва удостоил меня внимательным взглядом, когда освободился. После долгого ожидания я попытался изложить ему суть своего дела, но он сказал:

— Разве вы не видите, как мы здесь заняты? К нам приходят сотни таких, как вы. Вам лучше сразу уйти. Я не расположен слушать вас.

На мгновение я оскорбился, но почти сразу понял его. «Бангабаси» была очень популярна. Я видел, сколько посетителей приходит сюда, и это были люди в основном уже знакомые с редактором. Газете не требовались дополнительные темы, а о проблемах Южной Африки в то время еще едва ли кто-то слышал.

Какими бы серьезными ни казались жалобы посетителя ему самому, он был всего лишь одним из многочисленных людей, наводнявших приемную редактора. Каждый из них спешил поделиться своими бедами. Как мог редактор уделить время всем? Более того, люди действительно думали, что редактор газеты обладает какой-то существенной властью в стране. Только он сам понимал, что теряет эту власть уже за порогом собственного кабинета. Но я не пал духом и продолжал встречаться с редакторами других изданий. Я зашел в англо-индийские редакции. Редакторы «Стейтсмен» и «Инглишмен» заинтересовались поднятым мной вопросом. Я дал им пространные интервью, которые были затем целиком напечатаны.

Мистер Сондерс, редактор газеты «Инглишмен», отнесся ко мне как к равному. Он предоставил в мое распоряжение редакцию и полосы газеты, любезно разрешив мне вносить любые поправки в передовицу, написанную им самим о ситуации в Южной Африке. Корректуру статьи он выслал мне заранее. Не будет преувеличением сказать, что между нами установились дружеские отношения. Он пообещал оказывать мне посильную помощь во всем, причем сдержал свое обещание. Мы продолжали переписываться и потом, пока он серьезно не заболел.

В жизни я нередко находил множество таких друзей, причем зачастую совершенно неожиданно. Мистеру Сондерсу пришлись по душе отсутствие во мне склонности к преувеличениям и моя преданность истине. Он подробно расспросил меня обо всем, прежде чем проникнуться сочувствием к моей работе, и оценил то, что я не только беспристрастно описал положение индийцев Южной Африки, но и представил ему позицию белых.

Мой опыт показал, что мы быстрее всего добиваемся справедливости, если справедливо относимся к оппоненту.

Помощь мистера Сондерса, которой я совершенно не ждал, вселила в меня надежду, что мне все же удастся провести митинг в Калькутте. Но неожиданно я получил из Дурбана следующую телеграмму: «Парламент открывается в январе. Возвращайтесь скорее».

Мне пришлось отправить в газеты письмо, в котором я объяснял, почему вынужден спешно покинуть Калькутту. Затем я выехал в Бомбей. Но прежде я связался с бомбейским агентом фирмы «Дада Абдулла и Кº» и попросил купить мне билет на первый же пароход, отбывающий в Южную Африку. Выяснилось, что Дада Абдулла только что приобрел пароход «Курлянд», и настаивал, чтобы я и члены моей семьи воспользовались им совершенно бесплатно. Я с благодарностью принял предложение и в начале декабря во второй раз отплыл в Южную Африку, но только теперь вместе с женой, двумя своими сыновьями и единственным сыном овдовевшей сестры. Одновременно в Дурбан отплывал еще один пароход — «Надери». Агентом компании также была фирма «Дада Абдулла и Кº». На обоих пароходах плыло около восьмисот человек, половина из них направлялась в Трансвааль.

Часть III

1. Первые раскаты грома

Это стало моим первым путешествием вместе с женой и детьми. Я уже объяснял, что результатом детских браков между индусами среднего класса стало то, что только муж мог получить образование, а жена оставалась практически неграмотной. Из-за этого они не понимали друг друга, и муж должен был становиться учителем для жены. Итак, мне пришлось подобрать членам семьи подходящую одежду, выбрать правильное питание, проследить, чтобы они усвоили манеры, подходящие новому для них окружению. Некоторые воспоминания о тех днях кажутся мне достойными упоминания.

Жена индуса считает своей религией беспрекословное подчинение мужу. Муж-индус считает себя хозяином и господином жены, обязанной служить ему во всем.

В те времена я думал, что мы должны одеваться и вести себя, как европейцы, чтобы быть цивилизованными. Мне казалось, что только так мы сможем получить влияние, без которого невозможно служить общине.