Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Затем всем пассажирам и мне лично предъявили ультиматум. Нам предлагали подчиниться, если мы желаем остаться в живых. В нашем общем ответе мы настаивали, что имеем полное право сойти на берег в Порт-Натале, и заявляли о своем твердом решении попасть в Наталь, невзирая на риск.

По истечении двадцати трех дней пароходам разрешили войти в гавань, а пассажирам — сойти на сушу.

3. Испытание

Итак, пароходы пришвартовались, и пассажиры начали сходить на сушу. Однако мистер Эском передал через капитана, что, поскольку белые крайне озлоблены и моей жизни грозит опасность, мне с семьей лучше сойти с парохода после наступления темноты, тогда начальник порта мистер Татум сможет проводить нас до дома. Капитан передал эти рекомендации мне, и я согласился последовать им. Но едва минуло полчаса, как к капитану пришел мистер Лаутон и объявил:

— Мне бы хотелось забрать мистера Ганди с собой, если он не возражает. Как консультант пароходной компании по юридическим вопросам могу сказать, что вы не обязаны выполнять указания мистера Эскома.

После чего обратился ко мне и сказал примерно следующее:

— Если вы не боитесь, я предлагаю отвезти миссис Ганди и детей в дом мистера Рустомджи, а мы с вами направимся туда пешком. Мне не по душе мысль, что вы проберетесь в город под покровом ночи, словно вор. Не думаю, что вам действительно что-то угрожает. Сейчас все спокойно. Толпа белых разошлась. В любом случае вам не следует проникать в город твйком.

Я согласился. Жена и дети в полной сохранности добрались до дома мистера Рустомджи, а я, получив на то разрешение капитана, сошел на берег вместе с мистером Лаутоном. Дом мистера Рустомджи находился примерно в двух милях от порта.

Как только мы оказались на берегу, какие-то подростки узнали меня и принялись выкрикивать: «Ганди! Ганди!» Затем еще с полдюжины человек ринулись к пристани и тоже начали кричать. Мистер Лаутон опасался, что толпа может разрастись, и окликнул рикшу. Мне никогда не нравилась сама по себе идея использовать рикшу, и это был мой первый опыт подобного рода. Однако подростки не дали мне сесть. Они так запугали мальчика-рикшу, что тот поспешил скрыться. По мере того, как мы продвигались вперед, толпа вокруг нас росла, и вскоре идти дальше стало невозможно. Сначала они схватили мистера Лаутона и разделили нас. Затем закидали меня камнями, обломками кирпичей и тухлыми яйцами. Кто-то стащил с моей головы тюрбан, а остальные принялись бить и пинать меня. Я чуть не упал в обморок, ухватился за металлическое ограждение какого-то дома и стоял так, стараясь перевести дыхание. Но это было не так-то просто. Они снова напали на меня, избивая кулаками и всем, что подворачивалось под руку. Жена начальника полиции, знакомая со мной, как раз проходила мимо. Отважная леди приблизилась ко мне, открыла свой зонтик от солнца, хотя в то время ни о каком солнечном свете не могло быть и речи, а потом встала между мной и толпой. Это поумерило пыл людей, поскольку стало трудно наносить удары мне, не задев при этом миссис Александер.

А тем временем один индийский мальчик, ставший свидетелем инцидента, добежал до полицейского участка. Его начальник мистер Александер тут же выслал отряд полицейских, взявших меня в кольцо и сопроводивших к пункту назначения. Они прибыли очень своевременно. Полицейский участок располагался у нас на пути. Когда мы добрались до него, мистер Александер предложил мне спрятаться там, но я поблагодарил его и отказался.

— Они наверняка скоро успокоятся, когда осознают, какую ошибку совершают, — сказал я. — Хочу верить в их чувство справедливости.

В сопровождении полицейских я без новых приключений добрался до дома мистера Рустомджи. Мое тело покрывали синяки, но ссадина была только одна. Доктор Дадибарджор, судовой врач, оказал мне наилучшую помощь, возможную в таких условиях.

Внутри было тихо, но снаружи дом окружила толпа. Наступала ночь, и бесчинствовавшие молодчики кричали:

— Нам нужен Ганди!

Начальник полиции уже прибыл и постарался урезонить толпу не угрозами, а шутками. Хотя он все же не скрывал тревоги и передал мне записку: «Если хотите сберечь дом и имущество своего друга, а также обезопасить вашу семью, предлагаю вам покинуть этот дом, прибегнув к маскировке».

Итак, я оказался в двусмысленном положении. Когда опасность для жизни казалась воображаемой, мистер Лаутон предложил мне отправиться в путь открыто, и я прислушался к его совету. Когда же опасность стала реальной, еще один друг дал мне совет, противоречивший первому, и мне пришлось прислушаться и к нему тоже. Кто возьмется ответить, поступил ли я так, опасаясь только за свою жизнь, или потому, что не хотел подвергать опасности дом друга, жену и детей? Кто может с уверенностью утверждать, что я был прав в обоих случаях: и когда сначала отважно отдал себя на растерзание толпы, и когда бежал, замаскировавшись?