Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

В день высадки на берег, как только был спущен желтый флаг, меня посетил представитель газеты «Наталь адвертайзер» и взял у меня интервью. Он задал мне множество вопросов, и в своих ответах я опроверг обвинения, выдвинутые против меня. По настоянию сэра Ферозшаха Мехты я произносил в Индии только заранее подготовленные речи и сохранял все черновики и прочие материалы, написанные мной. Я передал эти бумаги репортеру и сумел убедить его, что не говорил в Индии ничего такого, о чем не высказался бы прежде в Южной Африке, причем в куда более сильных выражениях. Кроме того, я доказал ему, что не имею никакого отношения к прибытию в Южную Африку пассажиров пароходов «Курлянд» и «Надери». Некоторые из них обосновались здесь давно, а большинство даже и не собиралось задерживаться в Натале, отправляясь отсюда сразу в Трансвааль. В те дни в Трансваале складывались куда более благоприятные условия для тех, кто хотел разбогатеть, и потому индийцы предпочитали уезжать именно туда.

Это интервью и мой отказ подать в суд на нападавших так глубоко впечатлили европейцев Дурбана, что им стало стыдно за содеянное. Пресса объявила меня ни в чем не повинным и подвергла суровой критике самосуд толпы. Так и получилось, что попытка линчевать меня сослужила хорошую службу мне и моему делу. Репутация индийской общины в Южной Африке только укрепилась, что значительно облегчило нам работу.

Через три или четыре дня я перебрался в свой дом и заново в нем обосновался. Инцидент также помог мне привлечь дополнительную клиентуру.

Увы, мои злоключения не только укрепили репутацию общины, но и раздули пламя расовой ненависти. Как только стало ясно, что один индиец способен выдержать схватку с целой толпой, его стали считать источником угрозы. Два законопроекта было внесено в законодательное собрание Наталя. Один из них ущемлял в правах индийских торговцев, а второй ограничивал иммиграцию индийцев. К счастью, борьба за избирательное право подарила нам особое постановление, согласно которому запрещалось издавать законы, прямо направленные против индийцев. Это означало, что закон един для людей любой расы и с любым цветом кожи. Оба законопроекта якобы распространялись на всех, но их истинной целью стало, несомненно, ущемление интересов индийского населения Наталя.

Борьба против законопроектов добавила мне общественной работы и напомнила членам общины об их долге. Тексты законопроектов перевели на индийские языки и снабдили подробными комментариями, чтобы донести до каждого индийца их смысл. Мы обратились к министру по делам колоний, но он отказался вмешиваться, и законопроекты стали законами.

Общественная деятельность отнимала практически все мое время. Мансухлал Наазар, который, как я упомянул выше, уже находился в Дурбане, остановился у меня. Взяв на себя часть общественной работы, он до некоторой степени облегчил мое бремя.

В мое отсутствие шет Адамджи Миякхан достойно выполнял свои обязанности. Он сумел привлечь новых членов в Индийский конгресс Наталя, а в казну организации поступила еще тысяча фунтов. Я воспользовался оживлением, вызванным законопроектами, и протестами против прибывших вместе со мной пассажиров и обратился к индийцам с призывом вступать в Конгресс и платить взносы. Размер нашего фонда достиг уже пяти тысяч фунтов. Я хотел, чтобы у Конгресса был такой фонд, с помощью которого можно приобрести недвижимость, а затем получать с нее доход. Для меня это был первый опыт управления общественной организацией. Я поделился своими соображеними с друзьями, и они поддержали меня. Приобретенная недвижимость была сдана в аренду, а арендной платы хватало на покрытие всех текущих расходов Конгресса. Собственностью управляла и управляет до сих пор надежная группа доверенных лиц. Впрочем, позже эта недвижимость стала предметом раздоров, и теперь доход от нее отправляется прямиком в суд.