Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Мне всегда казалось странным, что член общества может существовать и не приносить никакой пользы людям. Я не желал скрывать слабости своей общины или потакать им, а также отстаивать ее права, не избавившись прежде от ее недостатков. А потому, как только я обосновался в Натале, я твердо решил снять с общины отчасти справедливые обвинения. Поговаривали, что индийцы — неопрятный народ, который не умеет содержать в чистоте свои дома и земельные участки. Видные представители общины уже начали приводить дома в порядок, но произвести инспекцию всех жилищ удалось только после сообщений о том, что вспышка чумы в Дурбане неминуема. К осмотру приступили, предварительно посоветовавшись с отцами города и получив их одобрение. Им была необходима наша помощь. Подобное сотрудничество не только облегчало работу им, но и избавляло нас самих от многих затруднений. Во время вспышек заболеваний власти, как правило, становятся весьма нетерпеливы, злоупотребляют мерами предосторожности и весьма жестко обходятся с теми, кто проявляет недовольство. Наша община избежала всего этого, добровольно приняв меры по улучшению санитарных условий.

Но мне при этом пришлось столкнуться с трудностями. Я понимал, что теперь, когда я требую от общины выполнения ее обязанностей, я не могу надеяться на такую же поддержку, какую мне оказывали, когда я отстаивал ее права. Где-то я сталкивался с оскорблениями, где-то с вежливым равнодушием. Этих людей было сложно заставить содержать свои жилища в чистоте, а о том, что они найдут для этого средства, не могло быть и речи. Этот эксперимент научил меня, что необходимо обладать бесконечным терпением, чтобы заставить людей выполнить какую-либо работу. Только сам реформатор изо всех сил стремится к осуществлению реформы, но не общество, от которого он может ожидать лишь сопротивления, ненависти и даже преследования. Почему бы обществу не считать упадком то, что реформатор считает более важным, чем собственная жизнь?

Как бы то ни было, я все-таки смог показать членам индийской общины, насколько важно содержать свои дома и земельные участки в чистоте. Власти зауважали меня. Они поняли, что, хотя я и отстаивал права общины и стремился решить ее проблемы, я не менее охотно и упорно требовал ее самоочищения.

Оставалась, однако, еще одна задача. Я имею в виду пробуждение у индийских поселенцев чувства долга перед родиной. Индия была бедным государством. Индийцы отправлялись в Южную Африку в поисках лучшей жизни, и они обязаны были поделиться частью своих заработков с соотечественниками в час нужды. Поселенцы так и сделали во время ужасающего голода в Индии в 1897 и 1899 годах. Они внесли деньги в фонды помощи голодающим, причем взносы 1899 года оказались еще более значительными, чем взносы 1897-го. Мы попросили о помощи англичан, и они великодушно откликнулись. Даже законтрактованные индийские рабочие помогли. Эта система сбора средств для голодающих существует до сих пор, и теперь мы знаем, что индийцы в Южной Африке не откажутся помочь соотечественникам, когда страна переживает трудные времена.

Служение индийцев из Южной Африки раз за разом показывало мне все новые стороны истины. Истина подобна раскидистому дереву: чем тщательнее за ним ухаживают, тем богаче его урожай. Чем глубже погружаешься в истину, тем более ценные сокровища обнаруживаешь в ее недрах. И безграничные возможности служения людям похожи на эти сокровища.

12. Возвращение в Индию

Освободившись от военной службы, я почувствовал, что мне следует теперь работать не в Южной Африке, а в Индии. Это не означало, что моя миссия в Южной Африке была завершена, но я начал опасаться, что здесь вся моя работа сведется к труду ради материальной выгоды.

Оставшиеся дома друзья тоже звали меня вернуться, но я и сам понимал, что принесу в Индии куда больше пользы. Что касается работы в Южной Африке, то ее могли выполнять за меня мистер Хан и мистер Мансухлал Наазар. И я обратился к своим коллегам с просьбой отпустить меня. После долгих и трудных переговоров они согласились при одном условии: я должен был вернуться в Южную Африку, если в течение года мои услуги понадобятся общине. Я посчитал такое условие трудным, но любовь, связывавшая меня с южноафриканской общиной, вынудила меня принять его.

Бог привязал меня к себе
Тончайшей ниточкой любви,
Но и она навеки сделала меня Его рабом.

Так пела Мирабай. Тончайшая ниточка моей любви к общине была неразрывна. Глас народа — глас Божий, а тогда голоса друзей звучали очень отчетливо, и потому я не мог нарушить обещание. Я принял условие и получил их благословение.

В то время тесно я был связан только с Наталем. Индийцы Наталя буквально искупали меня в нектаре своей любви. Они устраивали повсюду прощальные вечера и осыпа́ли меня дорогими подарками.