Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Эти размышления спасли меня, и в будущем я никогда не недооценивал какую-либо работу.

15. Участие в работе конгресса

И вот я наконец на Конгрессе. Огромный павильон, ряды многочисленных добровольцев и старейшины на помосте буквально ошеломили меня. Я гадал, где бы мне самому расположиться.

Обращение президента могло бы уместиться только в толстой книге. О том, чтобы зачитать его целиком, не могло быть и речи, а потому было зачитано лишь несколько абзацев.

Затем начались выборы в комитеты по различным вопросам. Гокхале взял меня с собой на заседания.

Конечно, сэр Ферозшах согласился рассмотреть мою резолюцию, но меня волновало, кто и когда представит ее членам соответствующего комитета. Каждая резолюция долго обсуждалась (разумеется, неизменно на английском языке от первого до последнего слова), и каждую из них поддерживал кто-нибудь из руководителей. Моя резолюция прозвучала бы звуком тихой дудочки среди барабанного боя тех, что предлагали ветераны, и к концу дня сердце мое билось все быстрее от беспокойства. Насколько помню, в конце утомительного заседания резолюции принимались со скоростью света. Всем не терпелось поскорее разойтись. В одиннадцать часов у меня все еще не хватало смелости выступить. Гокхале уже ознакомился с моей резолюцией, и я придвинулся ближе к нему, чтобы шепнуть:

— Пожалуйста, сделайте что-нибудь для меня.

Он ответил:

— Я ни на минуту не забываю о вашей резолюции. Но сами видите, в какой спешке они сейчас принимаются. Я не позволю, чтобы вашу пропустили, даже не заслушав как следует.

— Итак, мы закончили? — спросил сэр Ферозшах Мехта.

— Нет, у нас осталась еще резолюция по Южной Африке. Мистер Ганди долго ждал своей очереди! — крикнул Гокхале.

— Вы ознакомились с резолюцией? — обратился к нему сэр Ферозшах.

— Разумеется.

— Вы ее одобряете?

— Она неплоха.

— Что ж, тогда зачитайте нам ее, Ганди.

Я читал текст, дрожа от волнения.

Гокхале поддержал резолюцию.

— Принята единогласно! — раздалось сразу несколько восклицаний.

— В таком случае вам будет выделено пять минут, чтобы выступить, Ганди, — сказал мистер Вача.

Вся эта процедура не пришлась мне по душе. Никто не попытался вникнуть в суть резолюции, все слишком торопились разойтись. Лишь потому, что Гокхале уже одобрил резолюцию, остальные даже не потрудились понять ее!

Следующее утро принесло мне новые волнения по поводу моей речи. Мистер Вача вызвал меня на трибуну. Я встал. Голова шла кругом, но я кое-как справился с чтением. Кто-то размножил и распространил среди делегатов листки с поэмой, восхваляющей эмиграцию. Я зачитал и поэму тоже, а потом перешел к рассказу о трудностях индийских поселенцев в Южной Африке. Но как раз в этот момент мистер Вача позвонил в свой колокольчик. Я был уверен, что не говорил и пяти минут. Мне не объяснили заранее значение звонка: он предупреждал оратора, что у того осталось еще две минуты. Я слышал, как другие говорили и по полчаса, и даже по три четверти часа, но звонка для них не звучало. Я расстроился и сел. Однако мой все еще незрелый ум подсказал мне тогда, что именно в поэме содержится ответ на вопрос сэра Ферозшаха[76].

Против моей резолюции никто не возражал. В те времена едва ли существовала разница между делегатами и простыми гостями, все поднимали руки, и резолюции принимались единогласно. Мою ждала та же участь, а потому она вдруг потеряла для меня всякую ценность. И все же сам факт того, что ее одобрил Конгресс, радовал меня. Ведь одобрение Конгресса было одобрением всей страны, и это не могло не удовлетворить автора резолюции.

16. Прием лорда Керзона

Сессия Конгресса завершилась, но у меня были назначены встречи с представителями Торговой палаты и еще несколькими людьми, с которыми я намеревался обсудить ситуацию в Южной Африке. Пришлось задержаться в Калькутте еще на месяц. Не желая жить все это время в гостинице, я обратился в Индийский клуб. Среди его членов было много известных индийцев, а потому я с нетерпением ожидал возможности познакомиться с ними и заинтересовать своей работой в Южной Африке. Гокхале часто захаживал в клуб сыграть на бильярде, и, когда узнал, что я остаюсь в Калькутте еще на какое-то время, он пригласил меня пожить у него. Я с благодарностью принял приглашение, но посчитал нескромным самому явиться к нему в дом. Прождав меня день или два, он привел меня к себе лично. Он не оценил моей сдержанности и сказал:

— Ганди, вам необходимо остаться в Индии, а здесь чрезмерная скромность не годится. Вам нужно познакомиться с бо́льшим числом влиятельных людей. Я также хотел бы, чтобы вы поработали на Конгресс.

Сначала я опишу один инцидент, произошедший в Индийском клубе, а потом продолжу рассказ о моей жизни в гостях у Гокхале.