Моя жизнь хикикомори. Том 1: Весна в старшей школе Сейрин

— Бака! — она покраснела ещё сильнее, но в глазах плясали смешинки. — Так и знала, что под маской угрюмого хикки скрывается настоящий извращенец!

— Ну прости, — я «обречённо» развёл руками. — Сказывается влияние романтических комедий. Знала бы ты, сколько я их пересмотрел в своём добровольном заточении!

— О боже, — она закатила глаза. — И что мне с тобой делать?

— Может, — я подмигнул, — терпеть мои странные подкаты?

Мияко расхохоталась и потянула меня за рукав:

— Пойдём уже, горе-романтик. А то скоро стемнеет, и ты превратишься обратно в хикикомори!

Через десять минут мы остановились на перекрёстке. Закатное солнце окрашивало всё вокруг в розовый, делая волосы Мияко почти прозрачными. Прямо как в сценах аниме, где время замедляется, а на фоне играет какая-нибудь душещипательная мелодия. Лепестки сакуры кружились в воздухе, создавая совершенно нереальную атмосферу. Один упал Мияко на нос, и она смешно сморщилась.

— Спасибо, что проводил, — она улыбнулась, смахивая лепесток.

— Как я мог поступить иначе? — я картинно приложил руку к сердцу. — Ведь ты словно звезда, освещающая мой тёмный путь…

Мы оба не выдержали и расхохотались.

— Боже, — простонала Мияко сквозь смех, — ты реально насмотрелся романтических комедий! Сейчас ещё начнёшь про судьбу и красную нить вещать!

— А что, — я ухмыльнулся, — разве не хочешь послушать мою лекцию о том, как наши души предначертаны друг другу?

Мы снова рассмеялись, но потом как-то резко затихли. Наши взгляды встретились, и что-то изменилось в воздухе. Что-то неуловимое, но очень важное. Мияко вдруг подскочила ко мне — легко, как фея. Её губы мягко коснулись моей щеки, и время действительно остановилось. На секунду. На одну драгоценную секунду.

А потом она прошептала мне на ухо:

— Вот и сказочке конец. Ты мог получить всё это, и меня, ещё в пятницу. Но сам отказался. Это месть, Казума. Теперь мы в расчёте. Прощай.

Она отстранилась, послала мне воздушный поцелуй и, развернувшись, пошла прочь с напускным торжеством.

Я стоял, замерев, чувствуя, как в остатки моего многострадального сердца впивается что-то острое. То ли нож. То ли её слова. То ли осознание упущенного шанса. Лепестки сакуры продолжали кружиться, словно насмехаясь над моим замешательством. Где-то вдалеке играла музыка из чьего-то окна — какая-то попсовая песенка про любовь и разбитые сердца.

— Вот же… — пробормотал я, глядя вслед её удаляющейся фигурке. — А ведь она права. Чёртова розововолосая фея только что преподала мне урок, достойный какой-нибудь романтической манги.

И почему-то от этой мысли на душе стало одновременно и больно, и истерично смешно.

Интерлюдия

Мияко шла, не оборачиваясь, чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы. Она знала — он всё ещё стоит там, на перекрёстке, наверное, с тем самым растерянным выражением лица, которое ей так полюбилось.

«Прости, Казума, — думала она, сжимая кулачки. — Мне пришлось это сделать. Хоть нам и было так хорошо сегодня. Хоть ты и заставлял моё сердце биться чаще каждой своей глупой шуткой…»

Она свернула за угол и наконец позволила себе остановиться. Прислонилась к стене, глядя в розовеющее небо сквозь пелену слёз. Как же хотелось сейчас быть просто легкомысленной девчонкой с розовыми волосами! Смеяться над его неуклюжими попытками флирта, дразнить его, наслаждаться каждым моментом этой неожиданной близости. Он так идеально подходил ей — своим острым умом, своей иронией.

Но она не могла. Не имела права.

— Только боль может вылечить боль, — прошептала Мияко, вытирая слёзы. — Как в искусстве бонсай — иногда нужно сделать точный, безжалостный срез, чтобы дерево начало расти в правильном направлении.

Она достала зеркальце, поправляя макияж. Теперь каждый день будет новым испытанием. Она будет рядом — такая яркая, живая, настоящая. Будет мелькать перед глазами, заставлять его думать о себе, чувствовать. Как опытный садовник, будет терпеливо направлять рост его сердца, пока оно не окрепнет достаточно, чтобы снова любить.

И когда в его глазах появится хотя бы искра настоящего чувства, Мияко будет готова. Вся её нежность, всё тепло, вся любовь — они будут ждать его.

«Я стану его личным солнцем, его воздухом, его водой. И помогу ему расцвести.»

Мияко выпрямилась, расправляя плечи. А если не получится? Если его сердце так и останется закрытым, запечатанным, мёртвым?

«Тогда, — она посмотрела на закатное солнце, — ему уже ничем не помочь. Но я должна попытаться. Потому что в его глазах, даже когда он смеётся, прячется такая тоска… Я больше не могу смотреть, как он медленно умирает изнутри.»

Она решительно зашагала домой. План был составлен, первый ход сделан. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что её маленькая жестокость сегодня станет началом нового настоящего.

— Жди меня, Казума, — прошептала она. — Я не отступлю. Даже если придётся разбить твоё сердце ещё раз, чтобы оно наконец начало заживать правильно.

* * *

Когда я ввалился домой, Юкино сидела в гостиной с книгой. Увидев моё лицо, она удивлённо приподняла бровь:

— Что с тобой? Выглядишь как раздавленная букашка.