– Ты волнуешься? – шепотом спрашиваю я. – Со стороны кажется, что нет.
– Я волнуюсь, что тебе сначала будет больно. По-моему, так несправедливо.
– Ничего, я об этом не беспокоюсь. Иди ко мне!
Джейс встает, берет свои джинсы, вынимает один из презервативов, которые мы вместе купили, и кладет на ладонь.
– Совершенно не волнуюсь. – Он кивком показывает на свои дрожащие пальцы.
– Как эти называются? – спрашиваю я.
– Даже не знаю. Я просто взял несколько, прежде чем сюда прийти. – Мы склоняемся над фольговым квадратиком. – «Рамзес».
– Да что с этими названиями? – недоумеваю я, а Джейс осторожно вскрывает упаковку. – В Древнем Египте разбирались в контрацепции? Или почему «Троя»? Разве троянцы не знамениты как побежденные? Почему бы не назвать марку «Македония», ведь македонцы же победили. Понимаю, «Македонцы» звучит не так здорово, но…
Джейс подносит мне к губам два пальца:
– Т-ш, Саманта! Не волнуйся. Можно не…
Можно просто…– Но я хочу. Хочу! – Глубокий вдох, и я тянусь за презервативом. – Помочь тебе… надеть его?
– Ну, давай. – Джейс заливается краской.
Вот мы оба лежим на кровати абсолютно голые. От одного вида его тела в свете луны у меня сжимается горло.
– Ничего себе! – шепчу я.
– Это я должен говорить, – шепчет в ответ Джейс, кладет мне на щеку ладонь и внимательно смотрит в глаза.
Моя ладонь ложится поверх ладони Джейса, и я киваю. Секунду спустя Джейс лежит сверху, и мое тело раскрывается навстречу ему.
Да, сперва немного больно. Я думала, боли не будет, ведь это Джейс. Но боль есть, но не резкая и не мучительная. Скорее колющая, что-то лопается, а потом, когда Джейс заполняет меня, ноет.
Я сильно закусываю нижнюю губу и открываю глаза. Джейс тоже кусает губы и смотрит на меня с такой тревогой, что в сердце у меня тают последние сомнения.
– Ты как, ничего?
Я киваю и притягиваю его еще ближе.
– Сейчас будет приятно, – обещает Джейс, целует меня и начинает ритмично двигаться.
Мое тело подхватывает ритм, неохотно отпускает Джейса и радуется его возвращению.
Глава 35
Разумеется, на следующий день в «Завтраке на палубу!» от меня толку нет. Слава богу, сегодня не мой день работать спасательницей. Если я не помню, какой вид яичницы любят завсегдатаи кафе, если бесцельно смотрю на кофеварку, если улыбаюсь без остановки, то хоть не подвергаю опасности чужие жизни.
Из моего окна Джейс вылез в четыре утра, спустился до половины шпалер, потом поднялся обратно.
– Приходи к нам в магазин после работы, – шепнул он, поцеловав меня напоследок.
Туда я и направляюсь, едва закончив смену. Я почти бегу! На Мейн-стрит пытаюсь сбавить темп, но не получается. Я распахиваю дверь, забыв, что петли сорваны, и она громко хлопает о стену.
Мистер Гарретт смотрит на меня со своего места за кассой. Он читал: на носу у него очки, на коленях стопка газет.
– Привет, Саманта!
Я даже не переоделась, а форму из закусочной не назовешь повышающей самооценку и уверенность в себе. Я сильно смущаюсь, вспоминаю замок на двери и думаю: «Он знает, он знает! Он догадался, сразу догадался!»
– Джейс за черным ходом, – негромко сообщает мистер Гарретт. – Товар распаковывает. – И он склоняется над газетами.
По-моему, мне нужно объясниться.
– Я просто решила поздороваться. Ну, прежде чем идти к детям. То есть сидеть с детьми у вас дома. Только поздороваться. Так я и сделаю. Джейс у двери черного хода? Пойду скажу ему «Привет!».
Я сама учтивость.
Скрежет канцелярского ножа слышен даже через дверь, за которой я обнаруживаю Джейса с целой башней картонных коробок.
Он стоит спиной, и на миг я стесняюсь его не меньше, чем мистера Гарретта.
Какая глупость!
Отринув смущение, я подхожу ближе и кладу ему руку на плечо.
Джейс расправляет плечи и широко улыбается:
– Как я рад тебя видеть!
– Правда?
– Правда. Я думал, это папа вышел сказать, что я снова напортачил. У меня целый день все из рук валится. Банки с краской, товары для садового стенда… Когда я сбил стремянку, папа послал меня сюда. Кажется, мысли у меня не о работе.
– Или ты не выспался, – предполагаю я.
– Нет, это вряд ли, – говорит Джейс, и мы долго смотрим друг на друга.
Мне почему-то кажется, что Джейс должен выглядеть иначе. Того же я ждала утром от своего отражения в зеркале. Казалось, что я должна стать взрослее, мудрее, что счастье, переполняющее меня, отразится на внешности. Но у меня лишь губы припухли от поцелуев. Джейс тоже не изменился.
– Так здорово я никогда не занималась, – говорю я.
– Мне тоже запомнилось, – уверяет Джейс, потом отводит взгляд, будто смутившись, и склоняется над очередной коробкой. – Хотя от воспоминаний я ударил себе молотком по большому пальцу, когда стенд приколачивал.
– По этому пальцу? – Я тянусь к мозолистой руке Джейса и целую большой палец.
– На левой руке. – Джейс расплывается в улыбке, ведь я наклоняюсь к другой его руке. – Однажды я сломал ключицу. – Он показывает, с какой стороны. – А в девятом классе, во время борьбы за мяч, несколько ребер.
Я не такая смелая, чтобы поднять Джейсу футболку и поцеловать, куда он сейчас показывает. Но я наклоняюсь и целую его через мягкую ткань футболки:
– Так лучше?