Читаем Моя жизнь с путешественником полностью

Его манера наблюдения украдкой, пробуждающая состояние неповторимой таинственности, волновала меня. Мне захотелось навечно застыть под взглядом этого человека, лишь бы только не потерять необыкновенную красоту его близости и гармонию нашего общения без слов.

Это был он, мой возлюбленный, тот, кого я так долго ждала, чтобы связать с ним жизнь одной судьбой.

* * *

8 марта 1999 года

Наступило утро. Назло унынию мне захотелось помыть окно. Окно в нашей полуподвальной мастерской всегда было задернуто шторами, но вот я смело раздвинула их, впуская в комнату слабые, но такие дорогие лучи утреннего солнца.

Грубые рамы и треснутое стекло почти не смутили, можно на мгновение открыть окно и забыться в созерцании рассвета. Но я оказалась бессильной перед реальностью. Грязная, спившаяся женщина в этот момент справляла под окном нужду. Из-под растрепанных сальных волос на меня нагло смотрели маленькие черные глазки, которые почти заплыли от пьянства. Нижнее белье этой женщины было таким же омерзительным, как и ее нечистоты.

Я закрыла окно, задвинула шторы, устало опустилась в старое, потертое кресло и разрыдалась. «Господи! Грехи мои столь ужасны, что не рай, а ад я вижу на этой земле. А может, это мое послушание?»

Через час, одевшись, я пошла в магазин. В начале марта грязный снег лежал повсюду. На тротуарах валялись окурки, под порывами ветра летал мусор.

Апельсиновый сок, который я купила, оказался отравой, тушеное рагу, приготовленное мною, пахло гнилыми овощами, а ветка багульника, купленная у бабушки, торгующей у входа в магазин, похоже, не распустится никогда – ее почки замерзли, куст рано потревожили.

«Господи! Что за мир я вижу вокруг? Где его красота и где радость жизни?»

Я барахталась среди помоев и грязи, но знала, что выплыву. Выплыву туда, где на зеленом острове цветет белый лотос. «Господи, помоги мне!»

* * *

Я села за фортепиано – мое единственное спасение в мире унылости и грязи. Со звуками ноктюрнов Шопена и прелюдий Грига воображение уносило меня снова в тот мир, где царит лишь красота. Но спина затекла, и пришлось прервать игру.

Я подошла к зеркалу и пристально всмотрелась в свой силуэт. Мне было тридцать семь лет, но я не думала еще о возрасте. Моя душа задержалась в юности. Однако первый звонок о времени отчетливо прозвенел этим утром. После бессонной ночи сердце мое вдруг отдалось сильной болью, слабость и головокружение, нехватка кислорода и света, и… потеря сознания.

Когда я пришла в себя, то поняла: полуподвальный мрак задавил мою жизнь. Сколько уже я здесь одна в ожидании возвращения Федора? Полгода, год, полтора, два, три… или вечность?

В начале марта 1999 года я впервые сказала себе: «Пора в путь. Пора отправиться в свою дорогу от ада к раю, от мрака к свету. Пора найти свой путь добродетели, на котором уже не смутит меня и не приведет в отчаяние спившаяся женщина или плесень на потолках, грязный снег или просроченная еда. На этой дороге я смогу утихомирить страх разлуки, угнать прочь страдания и другие страсти, порождаемые ожиданием того, кого я так сильно люблю. На ней я обязательно найду смысл жизни и возрадуюсь миру, дарованному Создателем».

Подняла я свой взор к Богу и сказала: «Господи! Я существо слабое и полное сомнений! Отдаю себя в руки Твои. Тебе я вверяю судьбу свою! Веди меня той дорогой, что предначертана мне для добрых дел Твоих, для исполнения того призвания, ради которого Ты позволил мне появиться на этот свет!»

* * *

Из дневника Федора Конюхова (третье кругосветное плавание)

«14 октября 1998 года. Атлантика

12° 50' N

46° 37' W

Я часто вспоминаю тот день, когда в двери Анатолия Дмитриевича стояла Она – самый близкий мне человечек.

Когда я Ее увидел, то понял, почему римлянин Антоний забыл про всякую гордость, увидев Клеопатру, почему троянец Парис похитил Елену, вызвав этим десятилетнюю войну, почему Леандр утонул, в очередной раз переплывая Дарданеллы, чтобы увидеть Геро. Я не могу никак объяснить, почему Любовь подступила ко мне именно там, в двери квартиры Анатолия Дмитриевича. Почему стоящая Женщина заставила так заиграть мою кровь. Я стоял на холодном каменном пороге и испытывал такое чувство, словно меня поразила молния. Мир покачнулся, а воздух заискрился. Все заботы о предстоящей экспедиции в Антарктиду улетучились далеко-далеко, в другой мир, и мне стало безразлично, что меня ждет по дороге к Южному полюсу, и все из-за Женщины, которая стояла у двери Анатолия Дмитриевича.

Мне показалось, что с ней случилось то же самое. Возможно, дело в том, что Любовь поразила нас одновременно. Точно сказать не могу. Но я увидел, как ее глаза заблестели и губы чуть приоткрылись, и это произвело на меня неизгладимое впечатление. И это впечатление не исчезло до сегодняшнего дня, и я знаю, что оно будет со мной до конца моих дней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное