Посвятительные ритуалы в Индии отличаются многообразием форм и используемых символических средств. В течение жизни жители этой страны могут совершать различные обряды перехода, отличающиеся в зависимости от касты и вероисповедания. Наиболее показательным в этом плане можно считать посвящение браминов — представителей жреческой касты, называемых «дважды рожденными» («двиджа»). Брамин принадлежит к своей касте по рождению, но для принятия жреческих функций ему необходимо пройти религиозную инициацию. Во время этого ритуала, известного как «дикша», происходит приобщение неофита к сакральному миру, и его принято считать отправным пунктом духовного пути. Но прежде чем получить эту инициацию, брамин должен пройти лиминарный период послушничества, без которого он не будет иметь достаточной моральной подготовки для посвящения.
По определению, любые формы инициаций неразрывно связаны с аскетическими практиками и морально-психологическими испытаниями. Обращаясь к символике индуизма, иллюстрирующей посвятительные ритуалы, я встречал устрашающие образы демонических существ, расчленяющих человеческую плоть, гневных божеств в гирляндах из черепов, топчущих ногами посиневшие трупы. Символизм этих образов заключается в жертвоприношении личности во имя служения высшему началу. Обращение в веру само по себе возможно только как следствие перестройки сознания, поэтому религиозный опыт с необходимостью включает в себя психологический аспект.
В этом смысле второе рождение представляет собой внутреннюю трансформацию, во время которой человек переживает смерть верований, составляющих личность, а затем воскресает с обновленным сознанием, открытым для восприятия нового мировоззрения. Смерть и воскресение — центральная тема религиозных мифов всех времен и народов. Их перечисление могло бы утомить читателя, поэтому ограничимся небольшим набором общеизвестных мифологем. Таковых сполна хватает в русской народной традиции, к которой я успел приобщиться за время научно-исследовательской деятельности.
Параллельно с изучением индийской мифологии я углублялся в чтение фольклорных работ и пополнял свою библиотеку собраниями русских народных сказок. Неожиданно мне удалось обнаружить много общего в этих, казалось бы, разнородных источниках. Подобно языкам, мифологии разных народов зачастую имеют общий фундамент и корнями уходят в религию, которая является первоисточником мифологических образов. В русских сказках к числу таких образов относятся Котел перерождения и Калинов мост через реку Смородину. В сказке о Коньке-горбунке Иван-дурак ныряет в котел с кипящим молоком и выходит из него омолодившимся. Тот же самый котел, который считается символом женского лона, в кельтских мифах именуется Котлом Аннуна — мира мертвых, откуда возвращаются только те, кто смог пережить духовное обновление.
Калинов мост также символизирует переход между мирами, этот архетип восходит к шаманским культам и относится к числу наиболее ярких образов первобытного мистицизма. Река Смородина, через которую переводит этот мост, заключает в своем имени сразу две индоевропейские корневые основы: «мор» — смерть, и «род» — рождение. В мифах народов мира мост, как символ перехода, связан с трудными испытаниями, во время которых высшие силы проверяют готовность мифологических героев к новому рождению. Преодолев порог смерти, герой входит в область потустороннего мира, где находит сокровище, ради которого отправился в свое путешествие. Это сокровище служит символом трансформации, через которую ему нужно пройти, и многочисленные образы русских сказок — жар-птица, молодильные яблоки, живая вода и одолень-трава — повторяют один и тот же сюжет, известный в самых ранних человеческих мифологиях.
Изучая фольклорные сюжеты, я невольно представлял себя на месте мифологического героя, которому предстоит познать тяготы посвятительных испытаний, украшая их в воображении картинами племенных инициаций с кровавыми жертвоприношениями. Наблюдая за игрой ума, я видел, как в моем сознании оживают мифологические архетипы, вселяющие в меня неведомую прежде отвагу. Все мои мысли были поглощены образом волшебной страны, которую открыла мне судьба. Склонившись над картой в рабочем кабинете, я чувствовал, как зовет и манит таинственная земля Мордовии и вновь вожделел с нею встречи как с любимой женщиной. Окидывая взглядом ее реки, я видел в воображении потоки молока, омывающие кисельные берега, вдоль которых стоят и блестят глазурью пряничные домики. Сказке предстояло воплотиться в жизнь: ученый совет утвердил тему моей диссертации и я готовился отправиться в следующую экспедицию по этим заповедным местам.
Эпизод 3. Моя жизнь в Мокше