Моя жизнь в Мокше

Путешествуя по Мордовии в поисках свастического орнамента в народном промысле, я обнаружил поселение в живописном месте на берегу реки Сура. Ожидая встретить там коренных жителей, с которыми мне уже не раз приходилось вступать в контакт в мордовских деревнях, я был немало удивлен, увидев там разношерстное сообщество, ведущее жизнь, оторванную от реалий окружающего мира. Жители этого поселения занимались изучением древнеиндийского языка — санскрита, и совершали ритуалы поклонения индуистским божествам — пуджи.

Их одежды пестрели красками восточного базара, тела были украшены татуировками в форме индуистских символов, а головы увенчаны космами спутанных волос — традиционной прической индийских отшельников — садху. Я чувствовал себя капитаном Куком, впервые вступившим на неведомые земли и теряющимся в догадках о том, что можно ожидать от местных аборигенов — культурный обмен или охоту за головами. Однако уже тогда, во время первого посещения деревни, меня посетила мысль, что я напал на золотую жилу, которая станет моим вкладом в сокровищницу отечественной этнографии.

Деревня Мокша чем-то напомнила мне селения староверов, в которых я бывал с этнографическими экспедициями. Те же избы с резными наличниками, те же люди в традиционных костюмах с разноцветной вышивкой. Только вглядевшись пристальней в узоры на одежде и резной орнамент домов, я смог различить детали, непривычные для моего искушенного взгляда. Рядом со знакомыми образами русского фольклора виднелись диковинные изображения индуистских символов и фигуры многоликих индийских божеств. То и дело бросались в глаза непонятные хитросплетения слов, написанных на древнем как мир языке — санскрите.

Непроизвольно фиксируя внимание на необычном внешнем виде окружающих меня людей, я пытался обнаружить связи между субкультурными и культовыми признаками, объединяющими их. От внешнего я двигался к внутреннему, стараясь раскрыть значение символов, используемых жителями деревни. Религиозные символы могут встречаться в любой субкультурной среде, независимо от включенности ее представителей в какую-либо духовную практику, но значит ли это, что они передают свое подлинное содержание? Осознают ли их носители сакральное значение и глубинную связь этих символов с доктринами религиозных учений?

Порой мне казалось, что это лишь образцы для подражания, которые, подобно веяниям моды, распространяются от индивида к индивиду, создавая между ними видимую общность. Можно было пойти дальше и наблюдать, как эта общность реализуется в коллективном самосознании, то есть осмыслении людьми тех признаков, которые их объединяют. Но можно было двигаться и в обратном направлении, допуская, что люди намеренно используют ту или иную символику, чтобы облечь в форму свой внутренний опыт, почерпнутый из религиозной жизни. Такой ход мысли существенно расширял рамки познания, наделяя религиозным смыслом взаимоотношения мокшан. Вернувшись в деревню после научной работы в институте, я тщательно фиксировал все местные обычаи, имеющие отношение к религиозным практикам.

Многое в поведении окружающих людей казалось мне причудливым и странным. При встрече они по-старообрядчески приветствуют друг друга «ом намо» и отвешивают земной поклон, или просто произносят «намасте», сложив ладони в ритуальном жесте, что означает «я приветствую бога в тебе». Обиходные выражения на санскрите хорошо скрашивают русскую речь, звучащую здесь с особым мелодизмом. Похожие на экзотических птиц, вылетают из уст крылатые выражения «рам, рам», «хари ом» и «хара хара махадев». Местами они звучат церемониально как ворожба, местами напоминают русские пословицы и поговорки, а иногда безо всякого смысла повторяются как песенный напев и это тоже, в свою очередь, имеет определенный смысл, поскольку само звучание сакральных фраз гармонизирует пространство.

Перед каждым приемом пищи они освящают ее мантрами и восклицают «джей прасад», желая своим божествам приятного аппетита. Во время разжигания костров или топки печей часто можно слышать фразу «ом агни», с которой обращаются к духу огня, проводя ладонью над пламенем. Омовения в водоемах сопровождаются целым рядом ритуальных действий, смысл которых не до конца понятен, но, по-видимому, имеет отношение к индийскому культу Ганги, чье имя повторяется в обращении к любому водному источнику. Некоторые держат у себя скот и с особым почтением относятся к коровам, обращаясь с ними как со священными животными. Такое отношение распространяется на все продукты их жизнедеятельности, начиная с молока и заканчивая навозом. Особыми свойствами наделяется даже коровья моча и считается удачей попасть рукой под струю испражнений, выражая благодарность со словами «ом лакшми».