Моя жизнь в руинах

– Решай этот вопрос с отцом. Ты правда хочешь перевезти его в Дублин? Уже поздно что-то делать. Ты же это прекрасно понимаешь.

Я сглотнул, отказываясь признавать ее правоту.

– Думаю, он еще может выкарабкаться.

Она плотно сжала губы и покачала головой:

– Нет, он уже не выкарабкается. У него остался месяц, максимум полтора.

– Месяц, – пробормотал я. Ее слова меня огорошили. – Они… Бабушка сказала мне, что у него в запасе несколько месяцев. Не меньше полугода. А может быть, и целый год.

– Мне жаль, Подриг. Это были оптимистичные прогнозы. Твой отец… Он очень страдает.

– Я знаю.

– И не только физически. Эмоционально. Оттого, что потерял свою семью.

Я резко посмотрел на нее.

– Он потерял не всех. Я же здесь.

– Но ты же здесь не по воле сердца, разве нет? Ты приехал сюда, потому что испытываешь чувство вины, оттого что хочешь склеить ваши с ним отношения, пока он не умер. Ты хочешь освободиться от бремени. Ты хочешь что-то ему доказать. Если бы не это, тебя бы здесь не было. И он это прекрасно понимает.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

Она скрестила руки на груди.

– Ты прав. И я думаю, что твоя невеста также ничего о тебе не знает.

Я сжал зубы.

– Не трогай ее. Речь идет обо мне и моем отце. И мне плевать, что ты об этом думаешь и как к этому относишься. Я приехал сюда и остался, потому что я его сын.

– Если ты его сын, может быть, уже продемонстрируешь ему это?

– Я стараюсь.

– Ты не так стараешься. Ты выбрал неверный путь и руководствуешься неверными мотивами. Слушай, ты прекрасно знаешь, что он очень несчастен с тех пор, как умерли твои мама и сестра. Он не смог справиться со своим горем, оно превратило его в некое подобие человека. Иногда мне кажется, с тобой произошло то же самое. И, как это ни грустно, я не уверена, что у вас осталась возможность что-то изменить.

После этих слов она развернулась и направилась к дому.

Она вошла в дом, оставив меня на улице одного.

«Подобие человека».

Может быть, она и права.

Всю свою жизнь я пытаюсь что-то кому-то доказать. Пока была жива мама, я делал все возможное, чтобы он был мною доволен. После ее смерти я изо всех сил старался его рассердить. Как только я стал достаточно взрослым, чтобы профессионально играть в регби, я уехал из родного дома. Я посвятил свою жизнь игре, потому что больше у меня ничего не было. Моя любимая мама была мертва, собственный отец меня ненавидел. У меня ничего не оставалось, кроме моей карьеры.

А что теперь?

Скоро я лишусь и карьеры.

А кто я без карьеры, без игры?

Никто. Просто тень.

– Подриг?

Мягкий голос Валери развеял мои мрачные мысли и напомнил о том, что сейчас я стою под лучами солнца и мне не нужно погружаться в черную бездну печали, из которой я могу и не выбраться.

Я обернулся и увидел, что она бежит по лужайке ко мне, держа в руках мое пальто.

– Что ты тут делаешь без теплой одежды? На улице холодно, – сказала она, отдавая мне пальто.

– Спасибо, – рассеянно ответил я, пытаясь запечатлеть в памяти этот прекрасный момент. Валери была похожа на ангела, но выражение ее лица было каким-то напряженным. Наверное, она заметила, как я разговаривал с Гейл, и теперь хочет знать, что произошло.

– Хочешь прокатиться? – спросил я, набрасывая пальто на плечи. Мне внезапно очень захотелось убраться из этого места.

Видимо, ей тоже, так как она радостно закивала.

– Да, давай. Конечно. Мне понадобится сумочка?

– Нет, просто прокатимся, – ответил я и взял ее за руку. Мы пошли туда, где был припаркован мой «Кайен».

– Куда мы едем? – спросила она, когда мы выехали на главную дорогу. Внедорожник немного занесло на льду, который образовался на дорожном покрытии, но я быстро исправил ситуацию. Я заметил, что Валери крепко вцепилась в ремень безопасности, поэтому сбавил скорость.

– Ты хочешь об этом поговорить? – спросила она через некоторое время, не отводя взгляда от дороги.

– О чем «об этом»?

– О том, что заставило тебя так вдарить по газам.

– Извини. – Я сбавил скорость еще немного. – Плохие новости.

Она побледнела.

– О нет. Это касается твоего отца?

Я кивнул и плотно сжал губы.

– Ему осталось не больше полутора месяцев.

Она слабо вздохнула и, потянувшись ко мне, положила ладонь на мою руку.

– Мне так жаль, Подриг.

– Мне тоже, – сказал я. – Я думал, что у меня в запасе больше времени. Как я успею исправить все то, что мы с ним наворотили, если у меня почти не остается для этого времени?

Она закрыла рот и выдохнула.

– По правде говоря, я думаю, не стоит зацикливаться на мысли, что тебе нужно что-то исправить. Пойми меня правильно. Я думаю, тебе лучше сфокусироваться на другом, нужно сделать так, чтобы он провел свои последние дни максимально комфортно.

Она права. Я думал только о себе. Я понимал это. Но мне стало больно от ее слов. От того, что отец скоро умрет и мне нужно успеть позаботиться о нем, пока он жив.

Отец умрет в этом коттедже – и, как и сказала Гейл, он умрет, оставаясь очень несчастным человеком. Потому что я не смог достучаться до него. Я не смог примириться с ним.

Я даже сам с собой примириться не могу.

Я…

Внезапно машина поехала быстрее, а меня накрыло волной невыносимой слабости.

Черт.