Моё чудовище

Ну спасибо, Марьянка! Вот уж Дымов не ожидал, что она так его кинет. А ещё верил, будто она ему как сестра. И вот же – променяла. Словно другого времени не нашлось бы контакты налаживать.

А ему-то теперь чего делать? Разворачивать и убегать, пока ещё способен держать себя в руках?

– Пойду тогда, – мрачно вывел Дымов, подхватил с тумбы сумку, – вещи в Марьянину комнату отнесу. Раз её всё равно нет.

С дверью он точно не ошибся, а вот про выключатель даже не вспомнил, ни где тот находился, ни что на него следовало нажать при входе. Хотя и без этого было достаточно светло.

В больших городах совсем темно редко бывает, а уж тем более перед новым годом. Большинство окон ярко горят, а ещё фонари, гирлянды и прочая иллюминация. Но всё равно – к чему этот интимный сумрак? Особенно сейчас, когда и без него всё слишком проблематично.

Дымов шагнул к креслу, чтобы поставить на него сумку, на ходу бросил Бэлле, которая наверняка двинулась следом и теперь торчала в дверном проёме:

– Свет включи.

– И так всё видно, – отозвалась она.

– Белка, ну что опять за странности? – воскликнул Дымов с упрёком, развернулся и едва не вздрогнул, потому что она оказалась вовсе не возле двери, а рядом, уставилась ему в лицо, повторила вопросительно:

– Странности? Опять? Ты… – сделала совсем короткую паузу и закончила: – про поцелуй? – Но не стала дожидаться ответа, сразу выложила с вызовом: – На самом деле Марьяна не знала, что ты приедешь. Я ей не сказала.

– Это ещё почему?

– Потому что, – выдохнула Бэлла, совершенно уверенная в том, что делала. – Потому что хочу, чтобы было, как на дне рождения. Мы вдвоём, и больше никого. – Наклонила голову к плечу и гораздо тише, но весьма уверенно предположила: – Боишься со мной оставаться?

Дымов не ошибался – она и правда прекрасно понимала, что он чувствовал. Вот и не стал выкручиваться, отрицать, прятаться за большим количеством слов, тоже честно признался:

– Да. – Потом добавил или даже, скорее, распорядился: – Поэтому, Белка, больше не провоцируй.

Но она опять спросила:

– На что?

Да почему она так себя вела? Чего добивалась?

– А то ты не понимаешь? Раз мы сейчас одни…

Он не договорил, остановился на середине фразы. Да что тут объяснять? Но Бэлла потребовала продолжения:

– И что тогда?

– Ничего, – отрезал Дымов. – Ни к чему это. Я для тебя слишком взрослый. Мне уже тридцатник, а тебе…

– А мне двадцать будет, – вклинилась она. – Уже скоро. Через полгода.

– А мне тридцать один через пару месяцев.

– Ну и что? – заявила Бэлла упрямо. – Всего-то десять лет! Нормальная разница.

А сама всё-таки сбросила годик.

– Одиннадцать, – поправил Дымов.

– Ну пусть одиннадцать, – согласилась она. – Тоже нормальная. И мне всё равно.

– А мне – нет.

Бэлла насупилась, куснула губы, прищурилась.

– Это значит, я слишком тупая для тебя? Или некрасивая? Тебе со мной стрёмно?

– Ну что ты несёшь? – Дымов качнул головой, а она вдруг выдала:

– Ты совсем-совсем не хочешь?

Да в том-то и дело, что всё как раз наоборот. Но это же не просто развлечься, удовлетворить потребность, это действительно имеет значение. Да ещё какое. Ведь речь идёт о ней, его Белке. Оттого действительно страшно – поступить неправильно, ошибиться, невольно заставить её страдать. Она и так достаточно натерпелась по жизни.

– Сейчас это вообще не важно, чего я хочу, чего не хочу. Совсем не имеет значения, – вывел Дымов твёрдо, но Бэлла по-прежнему смотрела обиженно и хмуро. – Ну как тебе объяснить? Вот скажи, у тебя хоть раз уже было?

– Нет, – спокойно сообщила она.

– Вот именно. Тогда и не стоит.

– А если бы уже было?

Он чуть не выругался.

– Ты чего там себе придумала? Только не вздумай ещё…

Но Бэлла в который раз перебила:

– Я и не хочу. С другим. Ни с кем. Только с тобой.

– Белка! Да какого чёрта? Чего ты несёшь? Ты…

– Я тебе не нравлюсь? – закончила она за него. – Да? Я…

– Замолчи уже! – приказал Дымов.

– Нет.

– Молчи! – с напором повторил он, стиснул зубы, потом добавил: – Белка. – И получилось тихо, на выдохе, и захотелось сглотнуть, облизнуть внезапно пересохшие губы.

А она вдруг перестала смотреть пронзительно и прямо, опустила ресницы. И так это у неё получилось…

Да разве может свести с ума простой взмах ресниц? И почему он волнуется, как школьник? И его настолько же неуправляемо влечёт. И даже не обязательно сразу заходить слишком далеко. Для начала хотя бы прикоснуться, ощутить под подушечками пальцев гладкость и тепло кожи – на щеке, возле виска – прочертить плавную линию подбородка. А потом уже прижать целиком ладонь, пропустить между пальцами шёлковые светлые пряди.

Дымов давно уже не просто думал, не просто представлял, а именно так и делал. И Бэлла замерла под его рукой, и, кажется, даже не дышала. Прикрыла глаза, отдавалась ощущениям. Немного запрокинула голову, упёрлась затылком в его ладонь. Губы чуть приоткрылись.

Какая уж тут разумность и сила воли? Когда самого тянет неудержимо, а она желает и ждёт.