Сейчас, когда тайн уже не осталось, мы оба чувствовали себя неловко. Мой муж — я так давно не называла его этим словом не только вслух, но и про себя — ухаживал за мной. Помогал одеваться, готовил еду и возил в больницу. И каждый раз, когда видел мою забинтованную руку, менялся в лице и отводил глаза. А я гадала, сколько ещё пройдёт времени, прежде чем он себя простит. А ведь скоро мне придётся сделать ему ещё больнее.
Несколько раз по привычке муж называл меня Полиной, а потом с досадой замолкал и отворачивался. В эти минуты мне так хотелось подойти и обнять его, разгладить поцелуем нахмуренный лоб. Но между нами словно существовал какой-то барьер, и мы оба не знали, как его перейти.
Пока я лежала дома, пару раз звонил Архипов, и один раз приезжал навестить меня Кирилл. Притащил корзину фруктов, дружески поздоровался за руку с Алексеем и устроился на кухне за столом. С удовольствием съел ужин, приготовленный мужем, и просидел с нами около часа. Только говорил исключительно о пустяках, тщательно обходя стороной любое упоминание о том, что произошло.
Зато активно интересовался моим здоровьем и даже дал несколько советов по восстановлению, показав немалую осведомлённость в последствиях огнестрельных ранений. И лишь перед уходом вспомнил:
— Кстати с тем мужиком, что пропал в командировке, отцом твоей двоюродной сестры, смешно получилось. Оказалось, дядька просто загулял, любовницу завёл. К ней и мотался постоянно, а жене говорил, что едет по делам. Ну а после того, как мы всех на уши поставили, его жена, конечно, всё узнала. И быстро подала на развод. Вот так вот!
Кирилл уехал. Алексей помог мне пересесть на диван, укрыл пледом и принёс чай, сам сел в кресло рядом. За окном постепенно темнело, и комната погружалась в полумрак. Мы оба молчали, но тишина вокруг нас была обманчивой, полной напряжения и недосказанности. Не зря наш гость не упоминал о похищении. Быть может, догадывался, что мы сами пока ещё ничего не обсуждали. Мне не хотелось, чтобы муж снова мучился от ощущения вины. А он, наверное, просто не решался начать нелёгкий разговор.
Я допила чай и поставила чашку на столик, Алексей потянулся за ней. Дотронувшись до его локтя, я попросила:
— Сядь, пожалуйста, рядом.
Он на секунду замешкался, но выполнил просьбу и присел на край дивана. В темноте комнаты, освещённой лишь лампой из коридора, я видела только блеск его глаз и общий силуэт. Он сидел, даже не касаясь меня. Я сама нашла его руку, поднесла к лицу и прижала к своей щеке. Потом повернула голову и провела губами по его ладони. Алексей резко втянул воздух и замер.
Я целовала его пальцы и слышала, как участилось его дыхание. Он обхватил моё лицо, наклонился и осторожно прикоснулся губами к моим губам. Я обняла его, горячо отвечая на поцелуй. Муж крепко прижал меня к себе, но случайно задел рану. Я покрылась холодным потом от острой боли. Попыталась сдержать стон и закусила губу. Но Алексей по моему судорожному вдоху сразу догадался, в чём дело. Моментально отстранился и встал.
— Не уходи, — прошептала я. Он сдавленно ответил:
— Не бойся, я не уйду. Просто посижу на кухне, — его голос был полон такой муки, что я не стала возражать. На самом деле я была готова терпеть любую физическую боль, лишь бы освободить от неё его душу. Но что для этого сделать, не представляла. Наверное, здесь только время поможет.
Через несколько дней позвонил следователь и сообщил, что скоро приедет задать вопросы. Перед этим разговором мне надо было узнать о последних событиях. Вот и пришло время поговорить. Я догадывалась, что Алексею будет непросто, но понимала — хватит прятать голову в песок. Пора всё обсудить и оставить в прошлом.
После ужина, проходившего, как и все последние дни, в напряжённом молчании, я осталась на кухне. И попросила рассказать о том, что происходило после моего похищения. Муж резко встал из-за стола и подошёл к окну. Отвернулся, помолчал с минуту и заговорил, не глядя на меня. Наверное, так ему было легче.
— После выстрела я несколько дней жил на даче Николая. Нашёл его запасы спиртного и почти опустошил их. Я не мог спать. Перед глазами всё время стояла жуткая картина того, что я с тобой сделал…
Судя по тону, рассказ давался ему нелегко, но он продолжал: