Дело об убийстве моих родителей возобновили. Я несколько раз общалась со следователем и рассказала ему всё, что знала. За исключением письма Андрея Петровича и всего, что с ним связано. Пришлось придумать для полиции легенду о том, как я покинула клинику.
Я сообщила, что во время пожара сумела выбраться из своей палаты и в общей суматохе сбежала. Долго плутала по лесу и добралась до монастыря. Жила там, так как боялась возвращаться домой. А когда узнала, что родителей убили, решила самостоятельно найти преступника и приехала в родной город. По дороге нашла чей-то потерянный паспорт.
Сам документ к тому времени я уже вернула Архипову, он мне и посоветовал, что стоит говорить. Благодаря его связям и вмешательству эту сомнительную историю замяли, и лишние вопросы мне не задавали. Зато отозвали свидетельство о смерти и пообещали скоро выдать настоящий паспорт.
Прошло три недели. Моя рана зажила и почти меня не беспокоила. Лишь немного ныла, если я сильно напрягала руку. Но чем лучше я себя чувствовала, тем хуже становилось на душе. Потому что приближалось время, когда мне придётся уехать. К моему огромному сожалению, в нашей истории не могло быть счастливого конца. А я никак не могла решиться и сказать об этом Алексею.
После всех событий мы так и не смогли преодолеть неловкость и не понимали, как вести себя друг с другом. Слишком мало мы прожили вместе и почти не успели почувствовать себя мужем и женой. Слишком быстро закончился наш медовый месяц, и так и не началась спокойная совместная жизнь. Да и сейчас ей не суждено начаться.
Пока я лежала в кровати и восстанавливала силы, было ещё как-то терпимо. Алексей заботился обо мне и помогал во всём. А когда я встала и вернулась к обычной жизни, напряжение между нами возросло. Я разрывалась между порывами прижаться к мужу, забраться к нему на колени, поцелуями убрать мрачную складочку между бровями, и непонятной робостью и смущением.
Возможно, он испытывал похожие чувства. Во всяком случае, не делал никаких шагов к сближению и явно находился не в гармоничном и расслабленном состоянии. Его нервные взгляды, резкие движения и хмурое выражение лица ясно говорили об этом.
В выходные я попросила Алексея отвезти меня на кладбище к родителям. Он с готовностью выполнил просьбу. Когда мы подошли к знакомой ограде, немного постоял со мной у памятника, потом спросил, не поворачивая головы:
— Ты знаешь, кто похоронен в другой могиле?
— С моим именем? Нет, не знаю… И вряд ли кто-то теперь узнает.
— Скорее всего, ты права. Ладно, оставлю тебя ненадолго. Найду сторожа и попрошу свинтить ту табличку. Не хочу, чтобы она там висела.
Он ушёл, а я опустилась на лавочку и повернулась к фотографии.
— Ну вот и всё, дорогие, мне пора. Обещаю выбираться к вам почаще. Не скучайте, ладно? — пробормотала, не обращая внимания на текущие по щекам слёзы. — Как же мне вас не хватает. Вот с кем мне сейчас посоветоваться? Всё равно буду с вами, вы хотя бы слушайте, хорошо?