Моё чужое лицо

Я понимаю, тебе сейчас больно. Но просто представь, как ты опять день за днём с тревогой заглядываешь в мои глаза, ища в них признаки безумия. Ни ты, ни я больше не вынесем такого. Пожалуйста, не пытайся меня найти. Когда получу свой настоящий паспорт, оформлю нотариальное согласие на наш развод и пришлю тебе. Пусть не сразу, но я верю, ты сможешь забыть всё это и начать жизнь заново. Прощай…»

Эпилог

Я сидела на берегу озера и бездумно разглядывала серебристую гладь воды. Потом оглянулась и прищурилась, золочёные купола монастырской церкви, слепя глаза, сверкали под лучами солнца. Уже второй раз за последний год моим временным прибежищем стал женский монастырь.

Из квартиры Алексея я приехала на вокзал. Промучившись почти час, так и не придумала, куда мне ехать. И неожиданно вспомнила, где нашла приют, сбежав из клиники. А дальше купила билет и села на пригородную электричку. Было не понятно, вспомнили ли меня сёстры, но спокойно разрешили пожить у них, как обычно, не задавая никаких вопросов.

Десять дней, проведённых в тишине и умиротворённости в условиях простого и скромного быта, если и не примирили меня с действительностью, то хотя бы помогли переключиться с мучительных воспоминаний на обдумывание будущего. На следующий день я уже собиралась попрощаться с монашками и отправиться в соседний областной центр. Решила остановиться в гостинице, изучить объявления о работе и продаже недвижимости.

Мне хотелось купить дом с небольшим садом, чтобы посадить там розы в память о маме. Уход за ними будет отвлекать меня от тягостных раздумий. А сейчас я в последний раз пришла на озеро рядом с монастырём. Почти каждый день выбираясь сюда, я старалась подпитаться красотой и гармонией здешней природы.

От стен монастыря в мою сторону двигалась чёрная точка, постепенно приближаясь и приобретая очертания человека. Чем ближе он подходил, тем сильнее билось моё сердце. А вскоре я узнала его и тяжело вздохнула. Ну почему Алексей не выполнил просьбу и не оставил меня в покое? Я еле справилась с отчаянием и тоской и потихоньку начала привыкать к саднящей боли, укоренившейся глубоко внутри. И вот, всё сначала?

Он не спеша подошёл ко мне и остановился напротив. Стараясь не замечать в его лице горькие следы недавних переживаний, я отвела глаза и глухо спросила:

— Зачем ты здесь? Я не изменю своего решения.

— Пришёл кое-что тебе рассказать. Ведь когда принимаешь решение, нужно знать все обстоятельства, — спокойно произнёс он.

— И что за обстоятельства? — в моём тоне не было заинтересованности. У него не найдётся аргументов, способных повлиять на мой выбор.

— В последние дни я много думал, и мне в голову пришла одна мысль. Практически всё, что говорил твой крёстный, оказалось ложью. А о безумии дяди твоего отца мы тоже узнали от него. Ты сама рассказывала, что отец никогда об этом не упоминал. И твоя мама была не в курсе.

Я покачала головой:

— Это не поможет. Вадим проверил слова крёстного, они подтвердились.

— Я знаю. Все эти дни я сам их проверял. И выяснил, что дядя действительно болел. И застрелился. Но было кое-что, о чём Николай промолчал. Вернее, не промолчал, а утаил. И это кое-что полностью меняет для нас значение тех событий.

— Что же это?

— Дело в том, что дядя был не родным ребёнком, а приёмным.

Смысл этих слов не сразу дошёл до меня. Я стояла, всё также безучастно глядя на него. Тогда Алексей взял меня за плечи и легко встряхнул.

— Ты понимаешь, что это значит? В твоей семье и в твоей крови нет генов безумия. Ничего похожего! Поэтому отец не рассказал вам об этой грустной семейной тайне. Она не имела для вас значения. Я уверен, Николай прекрасно знал об этом и сознательно исказил истину. Скорее всего, именно эта информация и помогла ему быстро придумать для меня историю о девочке-сиротке.

Когда правда постепенно добралась до моего сознания, сначала я почувствовала не облегчение, а страшное опустошение. Застонала и упёрлась лбом в грудь Алексея. Он обхватил меня за плечи. Опустился на землю, посадил к себе на колени и испуганно спросил:

— Тебе плохо? Пожалуйста, скажи мне, что с тобой?

Я молчала, лишь плечи тряслись от сдерживаемых рыданий. Алексей гладил мои волосы, спину, целовал глаза и щёки и просил успокоиться. А потом просто крепко прижал к себе и ждал, пока я выпущу накопившиеся эмоции.

Наконец я справилась с ними и подняла голову. Улыбнулась, обняла его за шею и прошептала:

— Ну вот, теперь вряд ли кто-нибудь оторвёт меня от тебя.

А он нервно засмеялся.