Моё лучшее стихотворение

Колодец вырыт был давно.
Все камнем выложено дно.
А по бокам, пахуч и груб,
Сработан плотниками сруб.
Он сажен на семь в глубину
И Уже видится ко дну.
А там, у дна, вода видна,
Как смоль густа, как смоль черна.
Но опускаю я бадью,
И слышен всплеск едва-едва,
И ключевую воду пьют
Со мной и солнце и трава.
Вода нисколько не густа,
Она, как стеклышко, чиста,
Она нисколько не черна
Ни здесь, в бадье, ни там, у дна.

Я думал, как мне быть с душой
С моей, не так уж и большой.
Закрыть ли душу на замок,
Чтоб я потом разумно мог
За каплей каплю влагу брать
Из темных кладезных глубин
И скупо влагу отдавать
Чуть-чуть стихам, чуть-чуть любви?
И чтоб меня такой секрет
Сберег на сотню долгих лет.
Колодец вырыт был давно,
Все камнем выложено дно,
Но сруб осыпался и сгнил
И дно подернул вязкий ил.
Крапива выросла вокруг,
И самый вход заткал паук.
Сломав жилище паука,
Трухлявый сруб задев слегка,
Я опустил бадью туда,
Где тускло брезжила вода,
И зачерпнул — и был не рад:
Какой-то тлен, какой-то смрад.

У старожила я спросил:
«Зачем такой колодец сгнил?»
«А как не сгнить ему, сынок,
Хоть он и к месту и глубок,
Да из него который год
Уже не черпает народ.
Он доброй влагою налит,
Но жив, пока народ поит».
И понял я, что верен он,
Колодца сгнившего закон:
Кто доброй влагою налит,
Тот жив, пока народ поит.
И если светел твой родник,
Пусть он не так уж и велик,
Ты у истоков родника
Не вешай от людей замка,
Душевной влаги не таи,
Но глубже черпай и пои!
И, сберегая жизни дни,
Ты от себя не прогони
Ни вдохновенья, ни любви,
Но глубже черпай и живи!

1949

Светлана Сомова Чернильница

Чернильница теперь ушла из быта,
При авторучках стала не нужна,
Но хочется, чтоб не была забыта
Старинная чернильница одна.

Тюремной тесной камеры потемки,
Стол, табурет, в железе дверь с «глазком».
И Ленин пишет тайнописи строки,
По старой книге пишет молоком.

А сквозь решетку с пасмурного неба
Звезда бросает тонкий луч в тюрьму.
И в этот час чернильница из хлеба
Была в труде помощницей ему.

И меж строками справочных изданий,
Где взгляд жандармский нечему привлечь,
Таился пламень ленинских воззваний,
Жила в подполье ленинская речь.

Друзья держали над огнем страницы,
И проступали в смутной белизне
Летящих букв и строчек вереницы,
Как стаи птиц, стремящихся к весне.

И слово Ленина летело в небо,
Навстречу солнцу будущего дня…
Оно рождалось из ржаного хлеба,
Оно являлось людям из огня.

1960

Анатолий Софронов Бессмертник