Моё лучшее стихотворение

Прославленный знаток кузнечных дел
Давненько что-то хмурился сурово:
Он за других бы постоять сумел,
Но за себя не мог сказать ни слова.

Обида, может, и не велика,
Притом уже давно все это было:
Премировали в цехе старика
За славную работу у горнила.

Кузьмич, согретый почестью людской,
Растроганный стоял перед друзьями:
Как ветеран, за давний опыт свой
Отмечен был костюмом и часами.

Костюм пришелся, видно, по плечу,
Сам оценил, что хороша обнова.
Но вот часов не дали Кузьмичу,
Сказали: монограмма не готова.

Не знали, кто в задержке виноват,
Но поняли, что дело в монограмме:
— Вот на часы бумажка, говорят,
По ней, Кузьмич, часы получишь днями.

Кузнец наутро снова у горнил,
И снова молот паровой на взлете.
Кузьмич бумажку ревностно хранил,
Но о часах ни слова на работе.

Казалось, что истек бумажке срок,
Казалось, что Кузьмич уже с часами.
А он: — Я за подарком не ходок,
Премировали, так напомнят сами.

Но в цехе нет покоя от ребят,
Тут о подарке и забыть бы впору.
Они ж при каждой встрече норовят
С улыбкой вставить шпильку к разговору.

Ведь знают же, что я в досаде сам,
Так надо же — придумали затею:
Сверять приходят время по часам,
Которых я пока что не имею.

Кузнец-сосед и тот бородкой тряс,
Подшучивал над другом не впервые:
— А ну, Кузьмич, взгляни, который час?
— А ну, Кузьмич, кажи-ка именные?

Расстроился знаток кузнечных дел,
Не раз в бумажку заглянул сурово.
И за других он постоять умел,
И за себя сказать хотелось слово.

Пошел, железной палочкой стуча,
Со смены тороплив и озабочен…

А к нам в цеха Заставы Ильича
В тот день Калинин заглянул к рабочим.

Он издавна был запросто знаком
С прославленными мастерами стали.
Ведь у горнил, да и в Кремле самом
Не раз пред ним лицом к лицу стояли.

…Шумят цеха, печей вскипает зной.
Многоголоса площадь заводская.
А он, доступный, близкий и родной,
Стоит, бородку в кулаке сжимая.

Взгляд ясных глаз лучист и деловит,
Жмет руки встречным, ласков и приветлив:
— Ну, как вы тут живете, — говорит, —
Помех каких, друзья, в работе нет ли?

Очки сверкают в солнечных лучах.
Народ, народ теснится полукругом.
Тут и свела забота Кузьмича
Со всесоюзным старостой, как с другом.

Пошел к нему Кузьмич через народ.
По сторонам ребят знакомых лица.
Глядит, Калинин знак рукой дает:
— Кузнец идет, прошу, мол, расступиться.

Раздался тут народ на взмах руки.
Идет кузнец, как по прямой аллее,
И ноги стали молоды, легки,
И мысль ясней, и разговор смелее:

— Есть, — говорит, — бумажка у меня,
На грех ее вручили мне когда-то.
Ведь не проходит у горнила дня,
Чтобы о ней не вспомнили ребята.

Я обхожу теперь их стороной.
А встретят, улыбаются лукаво.
Смеются, озорные, надо мной, —
Ведь про часы узнала вся Застава.

Давно уже все сроки позади,
Что делать мне теперь с бумажкой этой?
Вот, Михаил Иваныч, рассуди,
Вот, Михаил Иваныч, посоветуй!..

Поднес Калинин документ к глазам
И долго что-то не дает ответа;
Читает, улыбается, а сам…
Часы вдруг вынимает из жилета.

Блеснула крышка жаром золотым,
И вспомнились кремлевской башни звоны:
Ведь он по ним, по верным, по своим,
Для всей страны подписывал законы!

— Возьми-ка, — говорит он Кузьмичу, —
А документ оставь, мне будет нужен:
По нем, Кузьмич, часы я получу,
И получу такие же, не хуже…

Я по бумажке этой их найду.
В приемную часы доставят сами.
И будешь ты с друзьями жить в ладу,
И будем оба —
   ты и я — с часами…

Кузьмич заходит часто к кузнецам
И у горнил, в кипящих искрах зноя,
С Кремлем сверяет время заводское
По золотым калининским часам.