Три года сердце у меня болит,По пенсионной книжке — инвалид.Дух замирает, будто я — над бездной,А говорили: «Человек железный!»Рубцы на сердце запеклись, как следСтихов, смертей, событий грозных лет,Бессонницы, любви на зорьке ранней,Очарований, разочарований.А ведь ходил, бывало, по фронтам,И наклонялся к полевым цветам,И не страшился пули и скорбута,И песни пел, и пил вино как будто;По тридцать верст за сутки проходил,И слез не лил у дорогих могил, —Все сердце раскаленное терпело,Оно металось по ночам и пело…Я рад, что есть чем вспомнить жизнь свою,Что песни пел, что действовал в бою,Что сердцем сердце утешал людское.Я не искал уюта и покоя!Уже и шагу сделать не дают,Уже на грудь горчичники кладут,И медсестра глядит куда-то косо…Но до сих пор меня волнуют косы!Невеста? Может, чья-нибудь жена?А за прямоугольником окна —Оркестра гром и цвета вишен флаги:Уходят пионеры в летний лагерь.Нет у меня претензий ни к кому:Ни к доктору, ни к другу моему,Ни к дочери, которая, бывало,Меня непослушаньем волновала…Пусть в грудь мою опять стучится боль,Товарищ сердце, песню спеть позволь!
1950
Степан Щипачев
«Пускай умру, пускай летят года…»
Пускай умру, пускай летят года,Пускай я прахом стану навсегда.Полями девушка пойдет босая.Я встрепенусь, превозмогая тлен,Горячей пылью ног ее касаясь,Ромашкою пропахших до колен.
1940
Илья Эренбург
«„Разведка боем“ — два коротких слова…»
«Разведка боем» — два коротких слова.Роптали орудийные басы.И командир поглядывал суровоНа крохотные дамские часы.Сквозь заградительный огонь прорвались,Кричали и кололи на лету.А в полдень подчеркнул штабного палецЗахваченную утром высоту.Штыком вскрывали пресные консервы,Убитых хоронили, как во сне,Молчали. Командир очнулся первый.В холодной предрассветной тишине,Когда дышали мертвые покоем,Очистить высоту пришел приказ,И, повторив слова «разведка боем»,Угрюмый командир не поднял глаз.А час спустя заря позолотилаЧужой горы чернильные края.Дай оглянуться — там мои могилы,Разведка боем, молодость моя!