Читаем Моё настоящее имя. Истории с биографией полностью

но глубинное противоречие

между иудаизмом и православием я остро чувствовала

на этом месте начиналась моя отдельность

от моих дворовых подружек и одноклассниц

а в более поздние годы отдельность эта только усиливалась

в тот день был какой-то праздник

церковь полна народу запах горящих свечей и ладана

был волшебным и пели на странном языке

в котором только отдельные слова были русскими

а остальное тревожно-непонятное

что-то вроде зависти почувствовала —

прекрасное и не мое

и пахнет преступлением само мое пребывание здесь

кто же мог предвидеть

что пятьдесят лет я буду здесь стоять

отзываться на слова которые знала наизусть

а потом легко и безболезненно выйду вон

нет-нет-нет не зря я там так долго стояла

но вынесло меня оттуда в пространство

прекрасно-пустое и свободное

андрей медитирует а я не знаю что это такое

пожалуй был один период в конце школы

когда я приблизилась к этому состоянию

неприсутствия нигде

в десятом классе школа была мне в тягость

к этому времени я уже не была отличницей

занималась физикой и химией с репетиторами

для поступления в университет

и в школе сидела уже не на первой-третьей парте

а на последней

и впадала в состояние похожее на обморок

такая была школа медитации

вот проклятье – чувство долга

не пойму от кого мне достался этот груз?

может от бабушки лены – больше неоткуда

мама все делала что надо не напрягаясь

отец вообще избегал таких неудобных вещей

как чувство долга

прекраснейшая легкость жизни

скользящая поверхность его привлекала

а всякая глубина пугала

всю жизнь от сложности бегал

и счастливейшие часы жизни

пролежал на телогрейке под автомобилем

починяя железные потроха москвича гаечным ключом

и мама жила не обременяя себя долгами

включая и супружеский

а я урод со своими списками дел обязательств

и обещаний

сны не перестали сниться

они перестали запоминаться

вот сейчас придет с никитой шкловским невролог

и пропишет волшебную таблетку для памяти

и я – глядишь – снова буду помнить сны

просмотрела файл всяких заготовок —

взять бы какой-нибудь взять и закончить

но нет

смысл остался только один-единственный —

перегонять ежедневную жизнь в текст

если этого не делать не останется ничего

один вопрос для страшного суда – для кого еще?

надо ли выбрасывать весь мусор, есть опасность что просто вообще ничего не останется

улетела с выправленными документами

в лигурию через рим

с ночевкой в аэропортовской гостинице

в номере где было столько углов

что я не смогла их пересчитать

и бо́льшая часть тупые и острые

угадать невозможно

как меня зовут и как тебя зовут

сколько вокруг людей ходят под чужими именами

псевдонимами никами кликухами

и не догадываются об этом

но иногда встречаются люди с подлинными именами

и сразу это чувствуешь – настоящее имя

скоро скоро уже совсем скоро

мне откроют мое настоящее имя

прием надоел. дальше все по правилам.

<p>О теле</p>

Не забыть про оболочки. Их для начала три.

Первая записана на лице новорожденного – нос, рот, линия лба и ноздрей. Эту первую оболочку, со временем меняющуюся,

носим до самого конца. Когда подрастает ребенок,

на него надевают первые штаны и платье. А потом он, взрослея,

вторую тряпочную оболочку выбирает себе сам. И тут я выступаю как эксперт – эта вторая оболочка говорит

и про отношение к себе самому и к миру. Личные качества проявляются

в выборе цвета, кроя, цены, уместности и удобства-неудобства.

Пренебрежительно-безразличное отношение

столь же много говорит,

что и капризные предпочтения,

и тонкости выбора галстука, чулок, косметики,

старья или модной новинки.

Третья оболочка – дом,

который выбран, построен

продуманно и чутко или вообще без внимания:

это решение космических задач пространства

и точки в этом пространстве, плоскостей и объемов. Это героизм стояния в обороне дома-крепости,

охраны тайны гнезда и гроба.

В этих оболочках есть послание и признание

и есть запирание дверей.

Распахнутый ворот рубашки и туго стянутый галстук,

зеркальный блеск ботинок и мягкость стоптанных сандалий, разгороженная криво комната и стоящий неуместно буфет —

все это знаки личности, ее приметы.

Я читаю эту книгу, я великий шифровальщик и дешифровщик —

дама в брильянтах и мужчина

с заклеенной газетным клочком царапиной от бритья,

ненавистные модные джинсы с искусственными дырами и демонстративные заплаты на новеньких рубахах,

лейблы споротые и предъявленные.

Гордость, скромность, тщеславие, наглость, смирение —

я узнаю их по сумкам, кепкам, рваным шнуркам и полированным ногтям. Оболочки опасно прозрачны,

и со мной поосторожнее —

я их вижу.

Про другие оболочки знаю только, что они есть,

но пока не вижу и не читаю.

Тело – первая оболочка, в которой заключено

это самое люся улицкая. Это у всех и каждого – и надо узнать себя,

свое тело как материальную вещь,

научиться к нему хорошо относиться

и наладить хорошие отношения души и тела. У меня ушло на это много лет, но не могу сказать, что научилась.

Чего мне в себе самой не нравится – длинный список.

Начну с короткого – что мне нравится.

Нравится мне в оболочке не так много:

во-первых, кисти рук —

их я унаследовала от бабушки Маруси,

но у нее кисть была поуже.

Руки у меня хорошие, пальцы

длинные, суставы не разбухшие,

Перейти на страницу:

Все книги серии Улицкая: новые истории

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары