Наконец компания спустилась по лестнице и столпилась возле обшарпанных дверей в санузел. Один из охранников со скрипом распахнул дверь, и, вернув ключи Босселю, деликатно отстранил его рукой, сделал шаг внутрь, осмотрелся по сторонам. Убедившись, что внутри нет ничего, что могло бы представлять опасность для руководителя, бдительный больниционер пропустил того вперёд.
Боссель ступил за порог. Мужчина с креслом тоже попытался последовать следом за ним, но был остановлен. Алексей Савельевич ткнул его ладонью в грудь и мизинцем другой руки небрежно указал, где поставить кресло.
Как только все вышли, дверь за ними закрылась, Бося достал ключ и заперся на замок. Постепенно глаза привыкли к полумраку, которому тщетно пыталась сопротивляться единственная лампочка в грязном плафоне. Верховый целитель, переминаясь с одной ноги на другую, ухватился за подлокотники кресла, развернул и покатил к заветному углу, затем установил его перед дурно пахнувшей говорящей тельняшкой, а сам метнулся к унитазу. Мужчина ёжился и подпрыгивал, едва сдерживаясь, до тех пор пока его червячок не разразился сильной струёй, нимало не сокрушив эмалированную сталь чаши Генуя.
Страдания Боси сменились расслабленностью и теплотой, однако это умильное состояние было прервано громким хохотом, который раздавался из-за шкафа с инвентарем уборщицы.
Алексей Савельевич опомнился, привёл себя в порядок и двинулся к приготовленному креслу. Мужчина впопыхах едва не забыл, что он здесь не один. Невидимка, чтобы далее не конфузить Верховного целителя, умолк, потом промолвил:
– Ну, садись, – затем не без ехидства добавил, – точнее – присаживайся.
– Спасибо, – вежливо отозвался Боссель, никак не отреагировав на язвительность куратора. Поудобнее уселся в кресле и даже чуть подкатился ближе в знак полного внимания и уважения к собеседнику, а тот не замедлил приступить к беседе.
– Молодец! Делаешь то, что от тебя требуется и в первую очередь для собственной безопасности. Идём дальше.
Алексей Савельевич самодовольно заулыбался. Он даже не удивился тому, что невидимый наставник уже всё знает. Точно так же Верховый целитель не обратил внимания и на то, что как только голос произнёс первую фразу, в воздухе вновь возник запах блевотины. С одной стороны, новый руководитель был польщён оценкой своих первых действий на важном посту, а с другой он весь погрузился во внимание, чтобы не пропустить ни слова.
Невидимка говорил долго. Голос его звучал ровно и вкрадчиво и настолько тихо, что, казалось, он даже не нарушает тишины подвала. Капли воды звонко стучали в жестяной рукомойник, чем сильно раздражали собеседников. В конце концов, Алексей Савельевич метко бросил в раковину свой испачканный носовой платок и продолжил более сосредоточенно внимать наставлениям таинственного хозяина. После того, как голос умолк, Боссель поднялся, выпятил грудь и уверенно зашагал к выходу.
Лицо его выражало полное удовлетворение, что вкупе с маленьким ростом и телесной полнотой делало его похожим на японского бога счастья Дайкоку. Впрочем, охранники не заметили этого сходства, но только лишь потому что ничего о последнем не слыхивали и гурьбой двинулись вслед за Верховным целителем, строго озирая пустые коридоры, в полной готовности предотвратить любую потенциальную опасность, которая могла угрожать новому начальнику.
Алексей Савельевич стремительно преодолевал один за другим лестничные пролёты и развивающиеся полы халата мотыльковыми крылышками, казалось, несли Верховного целителя вверх. Наконец он достиг третьего этажа и остановился, чтобы перевести дыхание.
За это время больничный гений успел сменить несколько масок на своём лице, начиная от говорящего само за себя облика «Дэй Икадзути» – божества грома до «Каппы» – водяного, который, как известно, был веселым и, судя по улыбке на лице, глуповатым парнем на сцене японского театра.
В конце концов, Боссель решил, что в данный момент ему больше подходит маска «Окина» – старца, и предводитель доморощенных борцов-больниционеров немедленно напялил её на своё лицо. Соответственно изменилась и его походка. Алексей Савельевич тяжёлым шагом с трудом добрёл до дверей своего кабинета.
Возле порога он глубоким кивком головы поблагодарил охранника-секретаря (прочие члены сопровождения остались на втором этаже), при этом маска чуть не упала с его лица, едва не обнажив ту маску, что была дана ему при рождении, и о которой её владелец давно позабыл.
Охранник предупредительно распахнул дверь перед Верховным целителем и немедленно прикрыл её, как только тот переступил порог. Алексей Савельевич остался в одиночестве, но даже здесь он не стал снимать маску «Окина». Ему нравилось осознавать себя мудрым советчиком и в то же время простым в быту и в общении с людьми. Это сладкое чувство скромного превосходства затеплило честолюбие предводителя, которое тут же возгорелось ярким пламенем тщеславия.
Боссель взял чистый лист бумаги и начертал заголовок второго декрета: «О политическом и лечебном образовании пациентов и товарищей – больниционеров».