– Да, – подтвердила Бурбонская. – Кличка «мохнатая лапа» не очень приятна женщине, но Лева прав. Я избаловала сына. Я именно «мохнатая лапа Герасима». Долгое время кидалась на любого, кто посмел мне правду о Гене сказать. Никого не слушала, всех считала неправыми, а Гену золотым сыном. Глаза стали открываться, когда я ногу сломала. Помнишь, Анечка?
Шляхтина молча кивнула.
– Если бы не ты, – продолжала Ксения, – лежать бы мне в коридоре. Гена ко мне не приехал. У меня постепенно, шажок за шажком, глаза открываться стали, я поняла, что сын меня не любит. И когда Лева впервые в моем присутствии обозвал его Герасимом, а я получила прозвище «мохнатая лапа», я не обиделась. Слова подействовали, как прививка. От укола больно, может температура подняться, но зато вирус к тебе не прилипнет. Что касаемо чая… Во всех дальнейших событиях виновата я.
– Нет! – гаркнул Орлов. – Опять «мохнатая лапа» в тебе проявилась.
– Сейчас поясню, почему так считаю, – сказала Ксения. – Примерно за полгода до звонка Радионовой я посмотрела на Гену трезвым взглядом и испугалась. Моя любовь взрастила чудовищного эгоиста, гуляку, вруна, лентяя, подлеца. Ох, как мне стало плохо! И я приняла решение: хватит, Геннадию пора работать. Начала искать ему службу.
– Отлично! Все слышали? – развеселился Лев Владимирович. – Генке давно пора за денежки вкалывать. Тут я не спорю. Но почему мать ему место ищет?
– Знакомые Гены – сплошь творческие люди, среди них нет бизнесменов, – принялась оправдываться Бурбонская.
– Верно. Лентяи сбиваются в стаи, – заявил Орлов, – существовать в образе непризнанного гения выгодно. Такого на службу не погонят, он же талант, правда, никому не нужный.
– Я обзвонила всех, – грустно сказала Ксюша, – но никто не хотел Гену брать, спрашивали: «Где он работал?» Приходилось отвечать: «Нигде, сын себя искал». Ну и…
Ксения Федоровна развела руками.
– Прямо как под копирку все беседы. Гена знал, что я ищу ему место. Очень нервничал по этому поводу.
– Естественно, – пробасил Орлов, – почуял Герасим, что «мохнатая лапа» не собирается больше его поддерживать. Сейчас его беззаботная жизнь окончится! Его заставят работать.
Ксения опустила голову.
– У меня есть стародавняя знакомая Клавдия Вилли. Она богатая женщина, из родовитой семьи. Моложе меня, но намного старше Гены. У Клавы свой бизнес, медцентр «ОРТО», и есть любимая игрушка – приют для бездомных собак.
Я молча слушала Ксению. О тете Клаве Вилли мне уже рассказывала Агафья Баранова. Это Клава попросила девочку опубликовать в Интернете главы из книжонки Бурбонского.
– Я попросила Клавдию взять Гену хоть куда-нибудь, – продолжала Ксения. – Она ему предложила в собачьем приюте чем-то заниматься. И… возраст Вилли не помешал ей спать с Геной, а тот мигом сообразил, что из любовницы можно деньги тянуть. Я обо всем узнала, пришла в ужас. Мой сын – жиголо! Велела прекратить отношения. Тогда мы уже с Левой тесно общались.
Я отвернулась к окну. Похоже, усилия Ксении пропали даром, Вилли заплатила Агафье за услугу. Небось денежно-постельные отношения между Геной и Клавдией продолжались.
– Как-то раз, – перешла почти на шепот Ксения, – Лева позвонил на домашний телефон, мы говорили о разном. Он вдруг спросил: «Тебе не обидно, что ты не знаешь, кто твои настоящие родители?» Я ответила: «Ну, это не новость. Мне мама правду перед смертью сообщила». Долго с ним ситуацию обсуждали.
Бурбонская закрыла лицо ладонями.
– Понятия не имела, что нас можно подслушать. В квартире разбросано несколько трубок.
– Вроде они блокируются, если по одной беседуют, – сказала я.
– Не всегда, – уточнил Коробков, – есть ряд моделей, с помощью которых можно стать свидетелем чьих-то откровений.
– Мы с Левой проговорили почти час. Потом я пошла чаю попить, в столовую вбегает Гена в истерике, – прошептала Ксения, – прямо с ума сошел. Кричал: «Шляхтина беспризорная кошка, я всегда это знал!» Я попыталась его вразумить: «Но я тоже не Бурбонская!» Гена упал, в припадке забился, пена била изо рта, корчи начались. Ужас! Я вызвала «Скорую», понимаете? Сама врач, а звоню в неотложку. Я от страха ничего не соображала. Бригада прикатила быстро, но Гена уже успокоился. По мнению ребят со «Скорой», у сына был приступ истерики.
Ксения схватилась ладонями за виски.
– С того дня он ополоумел! Говорил только об одном: «Шляхтина дворовая кошка, а мы дворяне Бурбонские».
– Я Шляхтина-Энгельман, – подчеркнула Анна, – хорошо, пусть я родилась неизвестно от кого. Но мужа, барона Энгельмана, у меня не отнять. У меня настоящий дворянский титул. И у меня уникальные драгоценности от свекрови, матери супруга, она меня обожала. В сейфе хранятся ценные раритеты. С каждым годом они только дороже становятся. Пусть я дворовая кошка, но была замужем за родовитым котом в золотом ошейнике!
– Если у вас есть ценные украшения, то почему вы бедствовали? – удивилась я. – Жили в избе за уход за чужими животными? И почему, имея валюту, которую оставила вам мать, бедствовали? В это верится с трудом. Да и где ваша мать взяла валюту в СССР? Это было подсудно.
Анна прищурилась: